Ржавчина и соль - стр. 12
Джим глубоко вздохнул и допил содержимое своего бокала. Подумал и налил еще.
– Я хочу, чтобы ты рассказала мне все о моем отце. Любые подробности. Произвольные мелочи, которые кажутся несущественными. Ты была его любовницей, помнишь?
Нора на миг закрыла глаза, и на ее лице застыла маска страдания.
– Я никогда не была любовницей твоего отца, Джим Беккет. Никогда, – не открывая глаз, произнесла Нора. А потом шагнула вперед, взяла свой бокал и залпом выпила содержимое.
На улице послышалась грязная ругань. Кажется, две почтенные горожанки не поделили кусок сыра из лавки напротив. И, словно дождавшись этой брани, с неба хлынул ливень.
Слушая, как тяжелые капли стучат по карнизу, Джим смотрел на свою собеседницу, пытаясь определить, не лжет ли она.
Потому что, если ее слова являются правдивыми, последняя ниточка порвалась еще до того, как он успел за нее потянуть.
С улицы снова послышалась брань, но на этот раз голоса были мужскими. И Джим словно очнулся. Оскалившись, он отодвинул от себя бокал и полез в карман сюртука.
– Никогда не была его любовницей, говоришь? – прошипел он, бросая на стол пачку писем.
Каждое из них начиналось одинаково: «Здравствуй, милый Виктор. Пишу тебе в надежде, что слова мои хоть немного облегчат твою боль…»
Каждое из них заканчивалось словами: «Люблю тебя и буду любить всегда. Твоя Нора».
Нора посмотрела на связанные бечевкой письма и пошатнулась. Перевела взгляд на Беккета, и в глазах ее он увидел безумие. Оно заполняло ее взор, превращая карие глаза в пустыню изо льда и снега.
А потом она резко шагнула назад, повернулась к столешнице и… начала остервенело скидывать оттуда весь хлам.
– Зачем? Зачем ты это сделал, Джим Беккет? – закричала она, и в ее голосе слышались подступающие рыдания. – Зачем ты забрал эти письма из его спальни? Как ты мог? Как ты мог сломать мою жизнь?!
Такой реакции Джим не ожидал. Глядя, как она методично захламляет пол собственной кухни, он вдруг подумал, что его план был не так уж и плох. Надо было сначала ее связать.
На пол упал нож, потом загремел медный ковш, а затем разбился глиняный горшок. Его черепки разлетелись по всей кухне, а один из них задел Джима.
Нора внезапно замерла, повернула голову к окну, постояла так несколько мгновений, а потом горько разрыдалась, закрыв лицо ладонями.
Надо было что-то делать. Джим не понимал, что породило такую реакцию и как он мог сломать жизнь этой женщине. Но, судя по состоянию, она недалека от того, чтобы схватить пистолет и пристрелить его на месте.
Он поднялся на ноги и осторожно приблизился к Норе, слушая, как хрустят под подошвами сапог осколки разбившегося горшка. Невесомо дотронувшись до ее плеч, он глубоко вздохнул и почти беззвучно прошептал: