Рыжий, или Лешке бролес. Лесные братья Прибалтики - стр. 49

После обеда Марта постелила кровать и Миндаус с удовольствием растянулся на свежей постели. Сон после долгого пути и не большого количества спиртного, быстро овладел юношей. Заботливая женщина укрыла племянника мужа одеялом и ласково поправила подушку. Смахнув набежавшую слезу по не растраченной к детям материнской любви, она пошла заниматься своими бытовыми делами по дому. Братья сели обсуждать тему отъезда к старшему брату. «Не самое лучшее время выбрал Януке» сказал Витаус: «Можно попасть в не совсем приятное положение. Он просто не знает, что магазины власть закрыла, что нас строго предупредили о спекуляции продуктами питания, что заставляют найти работу и зарегистрироваться по её месту. Всего он пока не знает, поэтому спешить не будем, пусть племянник у нас поживёт, а мы его будем посылать в город и получать нужную нам информацию. Он не совершеннолетний пока, с него мало спросу». На том и порешили. Проснувшись Миндаус получил от дядей ответ и успокоился. Ему давно и самому очень хотелось пожить в городе, а тут такая возможность. «Будешь каждый день ходить в город и внимательно наблюдать за властью, а потом нам всё интересное рассказывать. Понял?» «Да» ответил парень. За тем он подробно рассказал им о том, что случилось с ним в их поселении и как отец с братьями расправились с пришлыми, чтобы его освободить. Братья переглянувшись поняли о чём пойдёт разговор со старшим братом. Они и сами давно уже были готовы взять в руки оружие. Подумав ещё всё же решили немного подождать с отъездом на хутор.

Дни шли за днями, а отъезд всё откладывался. На первые праздники Октябрьской Революции проводилось множество митингов, украшенных красными флагами и транспарантами, портретами вождей революции и мировых вождей с большими бородами. Люди путались в названиях мероприятий и датах, да и сам русский язык был малопонятен большинству граждан Литвы. На митингах вспыхивали ссоры и обиды за то, что всех пытаются уровнять в новой жизни, что у многих в городе отобрали частную собственность, лишив тем самым всех средств к существованию. Много было и радостных лиц, которые с удовольствием пели чужой гимн «Интернационал» и размахивали по улицам красными флагами. В школах ввели обязательным изучение русского языка, открыли что-то на подобие ликбезов, где масса русских преподавателей учили писать и читать на чужом языке. Элитные школы превратили в обычные и остро стал вопрос об образовании Рады. Всё это Миндаус, бродя днями по не убранным улицам когда-то красивого города, рассказывал вечерами своим родичам за вечерней трапезой. Началась зима. Снег сыпал и сыпал, улицы никто не чистил, машины не могли подвозить хлеб по не многим магазинам, оставшимся открытыми после оккупации. Городу грозил голод. На работающих предприятиях начались волнения трудовых коллективов. Тогда власть пошла на крайние меры, начались массовые репрессии. Всё повторялось по давно заученному сценарию. Не довольных семьями грузили в вагоны теплушки и тысячами вывозили в Сибирь на поселение. Прошло больше месяца, прежде чем братья Витаус и Владис вместе с племянником Миндаугасом взяв подарки для малышей вышли и дома и направились на выезд из города, чтобы к темну прийти на хутор брата. На транспорт никто не рассчитывал, только на свои ноги. Вот и указатель на Ужвентис. Повернув, трое мужчин пошли по глубокому снегу на встречу резкому Прибалтийскому ветру, даже сюда приносимому запах Балтийского моря. Идти было тяжело поэтому шли молча. Пост на дороге постарались обойти, благо ветер дул прямо в будку и дверь в ней была закрыта, а сами постовые находились в ней. После двух часов пути начался смешанный лес. Здесь стало немного легче, не было больших перемётов, снег лежал равномерно и не так дул надоевший муссон. Дорога была новой, её проложили в 1939м году, основательно, не на один сезон. За всё время пути им встретилось всего три телеги, одна везла гору соломы, во второй и третьей две женщины везли бидоны полные молока с новообразованного колхоза на молокозавод. «Не пройти бы поворот на Кельме, там по лесу ещё с 4ре км и хутор» волновался Миндаус. «Не переживай, я его на нос чую» ответил Витаус. И в правду, дойдя до места поворота он свернул в лес и пошёл первым по только ему известной тропинке постоянно оглядываясь и торопя остальных. «Давай те чуть шевелитесь, я думаю, что вот-вот начнётся снегопад. Надо быстрее выйти с леса». Через час показались огни хутора. Подняли лай собаки, но услышав окрик Миндауса, завизжали, заскулили, всем видом показывая, что узнали молодого хозяина. Януке сам отворил большие ворота впуская пришедших. «Что-то быстро вы пришли, не прошло и два месяца. Видать с Германии пешком пробирались» шутил он, обнимая всех по очереди своими огромными и сильными ручищами. «Ой, сынок вернулся, Миндасик наш» Герда поцеловала сына в щеку. Пришедшие вошли в дом и стали раздеваться. Вся семья Звайнисов была в сборе.