Рыжий, или Лешке бролес. Лесные братья Прибалтики - стр. 44

Летом 1940 года Литва вошла в состав СССР, как союзная республика. Не всё было спокойно с её вступлением, хотя и кровь там не пролилась, положение было крайне тяжёлым. Коля попал в списки откомандированных в Литву для установления Советской власти на местах и коллективизации сельского населения. Получив предписание и все документы, он приехал к другу в его общежитие чтобы по прощаться. «Знаешь, Костик, у меня такое предчувствие, что мы больше не увидимся с тобой, мой единственный друг и брат» сказал Коля. Парни сидели за столом один на против другого и глядели друг другу в глаза. «Мне кажется, что там тихая война идёт. Это не та, где я был не так давно. Это война со спины.» «В каком смысле со спины? Ты думаешь, что наше государство их силой заставило войти в состав СССР?» возмутился Костя. «Думаю, да». «А ты не думай, выполняй свои обязанности и всё» «Так и будет». Обнявшись, ребята расстались. Не хороший осадок остался на душах обоих друзей. «Пиши мне, Коля. Всё пиши, что можно конечно» «Добро, и ты пиши. Прощай друг».

Весть о гибели друга сильно поразила Константина. Он узнал, что готовят группу для расследования этого случая и придя к начальнику следственного отдела в жёсткой форме предложил свою кандидатуру. Отряд с 25ти солдат войск НКВД, двух сержантов и только что получившего звание старшего лейтенанта следователя Константина Мосина, выехали по месту требования приказа.

Холодная осенняя Литва встретила их не приветливо. В районах практически отсутствовало руководство всех уровней ещё не приступившей к своим обязанностям новой власти. Люди жили сами по себе, власть сама по себе. Только—только зародившиеся колхозы были распущены, возникали очаги сопротивления, активнее стали и немецкие диверсанты. На большом и старом погосте поселения Кельма появились первые две могилки с красными звёздами на деревянных памятниках. Костя стоял на против могилы друга, скупая мужская слеза не давала покоя, стараясь вытечь с глаза офицера. «Друг мой, я клянусь найти и уничтожить тех нелюдей, которые забрали твою молодую жизнь и поступили с тобой так жестоко» тихо проговорил следователь свою клятву другу.

Утром следующего дня силами солдат НКВД начались облавы на дорогах, обыски по хуторам. Первое, что сделал Костя—выставил пост активистов на въезде в поселение, дав им все полномочия и вооружив винтовками. Они могли арестовывать всех, на их взгляд, не благонадёжных граждан и доставлять в милицию поселения для дальнейших разбирательств. При сопротивлении аресту они могли стрелять на поражение. Но покуда это ни к чему не привело. Хутор Януке, да и сам хозяин с его угодливой улыбкой и старорежимными поклонами и обращениями понравился молодому следователю. Здесь было как—то всё по-домашнему. Всплыли старые детские воспоминания, отрывки очертаний родственников и самое главное Герда напомнила ему его маму. Но служба есть служба и он выставил наблюдателя, который, впрочем, ничего не сообщил интересного и Мосин решил оставить пока этот хутор в покое, размышляя хоть иногда приезжать к радушным хозяевам поесть домашнего, да взять что-то с собой. Отряд разместился в большом доме зажиточного литовца на самом краю поселения, выселенного со всей семьёй и вывезенного в Сибирь. В большом деревянном, тёплом доме сбили несколько рядов нар и привезя с Шауляя матрацы и постельное бельё устроили что-то вроде казармы. У входной двери сидел часовой—дневальный с автоматом ППШ. Костя разместился в маленькой, без окон комнатке, служившей видно прежним хозяевам чем—то в виде кладовки. Для него нашли железную кровать с сеткой. В другой, такой же маленькой и без окон комнатке разместили оружие набив в стены гвоздей для того, чтобы оно просто висело на ремнях. Здесь же стоял и пулемёт Дегтярёва, и ящики с патронными цинками. Получилось вроде бы не по уставу, но удобно. Каждый день отряд выходил на задания, которые придумывал следователь.