Рывок в неведомое - стр. 44
Стараясь ступать как можно тише, с пятки на носочек, Голиков вышел со двора на улицу и направился вдоль домов, чтобы подойти к штабу со стороны огородов.
Бесшумному индейскому шагу Голиков выучился в детстве, начитавшись Майн Рида и Купера. Как и многое, это пригодилось на войне. Он шел по обледеневшему за ночь снегу. Все кругом спало. Окна многих домов были закрыты ставнями, будто люди нарочно не хотели ничего видеть и во что-либо вмешиваться. Соловьев не только пугал и обирал – он еще и разобщал.
Метрах в двадцати от штаба, ковыляя по огороду, Голиков подвернул ногу и чертыхнулся.
– Стой! Буду стрелять! Кто такие? – раздался окрик.
– Голиков, – негромко ответил Аркадий Петрович, раздосадованный своей неловкостью, но довольный тем, что часовой не спал.
Часовым стоял Сучков, худенький парнишка из недавнего пополнения.
– Объявляю благодарность за хорошее несение службы, – тихим голосом сказал Голиков. – Что слышно?
– Собаки лают. Больше ничего, товарищ командир.
– Наступают самые трудные часы – перед рассветом. Не засните.
– Что вы, товарищ командир!
По докладам трех остальных караульных за время дежурства ничего подозрительного не произошло. Голикова это не успокоило, а насторожило. То была древняя, примитивная, но часто удававшаяся хитрость, когда противник затаивался, притворяясь, будто его поблизости нет.
Ночь была безлунной. Подсвечивал, поблескивая, весенний грязноватый снег. Голиков вышел на окраину села, забрался на невысокий Казачий холм. Увидеть с него можно было немного. Зато было замечательно слышно. Сидя на прошлогодней траве, которая проступила из-под растаявшего днем снега, Голиков начал различать осмысленные звуки.
Заскрипела дверь. Донеслось шумное шевеление, разом застучало множество твердых копытец – проснулось напуганное овечье стадо. Зло залаяла собака и тут же умолкла.
Голиков замер. Человек, разбудивший собаку, мог быть знакомым, а то и просто своим. Что, если пса отравили? Нет, наверное, он успел бы скульнуть.
Голиков вслушивался во все это и запоминал, чтобы завтра уже отделять привычные звуки от новых, нечаянных. И еще он с грустью подумал, что находится в глухой обороне и полностью зависим от того, что изобретет Соловьев.
Неожиданность
По обыкновению, ровно в полдень Голиков пришел домой.
– Обед готов? – с порога спросил он.
– Давно все готово, чтобы вас, Аркадий Петрович, не задерживать, – ответила Аграфена.
Она говорила ему «вы», если была чем-нибудь недовольна. Сейчас ее обидел сам вопрос. Еще не было случая, чтобы она вовремя не накормила квартиранта. На столе уже стояли соленый хариус, кислая капуста, клюква в мисочке. Пока Аркадий Петрович пробовал рыбу, Аграфена принесла щи в чугунке. Голиков съел две тарелки. Аграфена вышла на кухню и вернулась с большой сковородой котлет и жареной картошкой. Голиков, продолжая думать о чем-то своем, съел все котлеты. И только тут спохватился: