Рядовой неандерталец - стр. 23

– Держи на память.

Михаил всучил извлеченную пулю Хусаинову. Тот, хоть и находился в полуобморочном состоянии, зажал сувенир в здоровой руке.

Рану решил не зашивать – внутри могла остаться грязь или инородные предметы, например, куски кителя, увлечённые снарядом. Если зашить, то заживет, конечно, значительно быстрее, но существует большая опасность нагноения, а так рана будет естественным образом дренироваться, и организм будет стремиться избавиться от чужеродного тела, если оно там есть. Соболев наложил на рану чистый бинт, перевязал руку бойцу и похлопал его по плечу:

– Всё, Муртаза, ты держался молодцом, теперь поешь и постарайся уснуть. Тебе сейчас нужно набираться сил.

Уже наступили сумерки, когда в лагерь вернулись Мещеряков и Рамиль Хусаинов. Самые худшие ожидания оправдались – найти блокпост или хотя бы дорогу им не удалось. Прислушавшись к совету Егорова, по периметру лагеря развели несколько костров, чтобы отпугнуть хищников, если таковые объявятся. Прошедший день, насыщенный трагическими событиями, сильно вымотал солдат физически и морально, и поэтому все молча лежали или сидели у костра и смотрели на огонь. Разговаривать не было уже ни сил, ни желания. Соболев осмотрел товарищей по боевому крещению. Мещеряков и Хусаинов, уставшие с долгой дороги, жевали остывшее мясо и подогревали дополнительные куски на огне. Муртаза после проведенной операции спал, было видно, что извлечение пули принесло ему облегчение. Клочко сидел на корточках перед костром и задумчиво тыкал хворостинку в пламя. Егоров, уже по обыкновению, был занят, он вырезал деликатесные языки у бизонов. Соловьев просто лежал на спине, уставившись на небо и сложив ногу на ногу, курил сигаретку. В руках он крутил зажигалку, что сразу привело на мысль об экономии спичек и газа в зажигалках. Соболев про себя отметил, что утром надо будет провести инструктаж и разрешить использовать спички и зажигалки только для розжига костра. В любом случае курить придется бросать всем.

День догорал. Последние лучи заходящего солнца унесли с собой свет и жизнь Сидорова. Он перестал дышать на закате. Кончина еще одного члена группы удручила их и без того подавленное состояние. Соболев назначил людей на караул и распределил между ними часы дежурства. Прилег на один бок поближе к костру и попытался уснуть, но, несмотря на физическую усталость, сон никак не шел. Мозг постоянно прокручивал события сегодняшнего дня, и Михаил пытался мысленно сформулировать что же именно с ними произошло. Версию о каком-либо перемещении в пространстве он отмел, окружающий ландшафт хоть и поменялся, но не настолько, чтобы можно было говорить, что они находятся в другом месте или тем более на другом континенте. Наличие несоответствующей данному региону фауны говорило об обратном. Флора также не соответствовала. Еще во время дневного перехода Егоров иногда задумчиво крутил в руках какое- либо растение, когда Соболев спросил его об этом, Егоров ответил, что раньше не видел таких трав. В теорию о провале в пространстве или во времени также пока всерьез не верилось. В ночном небе проступили звёзды, и знакомые с детства созвездия Большой и Малой медведицы не много успокоили. Очертания двух ковшей все-таки говорили о том, что они по-прежнему находятся на своем континенте и в своем полушарии, либо, по крайней мере, уж на своей планете точно. Внутренне Соболев боялся увидеть на небе две луны, как в каком-нибудь плохом фантастическом фильме. Погрузившись в свои мысли, Михаил незаметно для себя уснул, как это часто бывает после насыщенного событиями дня и после физической нагрузки. Долго спать не пришлось, ночью его, да и всех, кто спал в этот момент, разбудили звуки, доносившиеся с того места где оставались лежать туши бизонов. Сначала Соболев подумал, что это хищники, может волки или собаки – слышался визг и грызня, вызванные дележом добычи, но к звукам, естественным для этих животных, примешивался не то хохот, не то плач. Вскоре в темноте заблестели зеленые огоньки не добрых глаз. Фосфорические отблески окружили лагерь со всех сторон, посчитать, даже примерно, количество незваных гостей было невозможно – осторожные твари не подходили близко и не попадали под свет костров. Мещеряков не выдержал и пару раз выстрелил в темноту по неверно мелькающим глазам. Раздался пронзительный визг раненого животного. На какое-то время звери разбежались, но немного спустя опять вернулись к тушам. Отпугнуть таким образом их было нельзя, поэтому решили не тратить попусту патроны, но и поспать толком так и не удалось – звуки пиршества неподалеку ко сну не располагали. В неверном свете слабых костров то и дело мелькали горбатые силуэты каких-то животных. С первыми лучами солнца не званые гости покинули место своего пиршества, оставив после себя туши бизонов с торчащими вверх обглоданными ребрами. После падальщиков забирать остатки мяса не хотелось, был высокий риск подцепить какую-нибудь инфекцию, наподобие бешенства. Хотя, не обязательно это были падальщики, ведь мимо мертвого животного, тем более умершего не давно, не пройдет ни один хищник, но рисковать все же не хотелось. Тем более солдаты уже успели нажарить мяса впрок, и на пару дней его должно было хватить.