Русский серебряный век: запоздавший ренессанс - стр. 24
Христианство породило институт монашества, проповедующего идеалы аскетизма. Этот темный лик христианства оказал огромное воздействие на европейскую культуру, в особенности на институт брака. «Законы о браке христианских народов все продиктованы аскетами, или, когда они и светского происхождения, то все же несущие исторический привкус этих монашеских диктовок, уклон их, план их – все суть обобщенные, коллективные, нормированные преступления»[40].
На всей истории христианской семьи лежит мрачный отпечаток духа аскезы, проповедываемой монашеством. Вся европейская культура с ее грезами, тревогами, надеждами и страхами вышла из кельи инока. «Брак и семья в Европе органически, окончательно испорчены и не расцветут, пока не отцветет Европа. Весь цветок Европы – черный, и белая роза вырастает только на ее могиле»[41].
Христианство, по словам Розанова, есть ошибочная религия потому, что оно основывается на принципах «Нового Завета» и совершенно забыло заповеди, содержащиеся в «Ветхом Завете». Последний благословлял пол и плоть, он выдвинул заповедь «плодитесь и размножайтесь», а «Новый Завет» совершенно забыл об этом. Он сместил фокус христианства с принципа размножения на идею аскезы и ограничения чувственности. Тем самым христианство пришло к неразрешимым противоречиям.
С одной стороны, христианство с подозрением относилось к полу, видело в нем знак греховности всего человеческого рода. Но вместе с тем, оно всегда оправдывало семью и брак как условие продолжение рода. Иными словами, христианство проклинало половой акт и благословляло его последствия – деторождение. В этом противоречии Розанов увидел свидетельство лицемерности христианской морали.
Как отмечает С. Троицкий, автор фундаментального исследования о христианском браке, «В. В. Розанов указал на факт, поставивший в тупик моралистов. Он указал, что наука и опыт давно признали «пристрастность» печатью настоящей, богатой, творческой рождающей силы, почерпнутой из горнила природы. Там, где ее нет, не рождается ни красота, ни гений. Страстность, доказывал он, явление нормальное… Но, ведь, неоспоримо и то, что христианство осуждает похоть и страстность и, таким образом, в результате прений о страстности получилась неразрешимая антиномия: недопустимая моральная похоть необходима физиологически. Этим был предрешен крах вообще всех рассуждений о браке»[42].
В противоположность требованиям христианской религии Розанов шел назад, к древности, благословлял плоть, половую любовь как источник жизни. Провозглашая силу и вечно обновляющую мощь родовой любви, Розанов вступал в известный антагонизм к Вл. Соловьеву, для которого любовь – проявление личностного начала. Это обстоятельство убедительно показал Н. Бердяев: «