Русский немец - стр. 30
Подъехали к избе: три окна на улицу, крыша мхом зеленеет – видно, что трухлявая: протекает наверняка. Ольга Васильевна снова перед нами как бы извиняется: «Уж не обессудьте (похоже, это словечко у неё из самых любимых): в избу пустить не могу – у меня там невестка, Анна, с двумя детьми обретается, сын-то мой, муж ейный, – на фронте. Так что вам придётся здеся – в сенях квартировать. Не переживайте, однако: тута не больно холодно – у нас печь-то русская и одной стороной в сени выходит, обогревать как ни то, а будет».
Ну что ж: сени так сени – выбирать не из чего, да и не на улице же. Принялись мы туда свой скарб перетаскивать. Благо, вещей за дорогу порядком поубавилось. Папа с присущей ему аккуратностью всё раскладывает и, как бы наставляя нас, приговаривает: «Готовьтесь здесь зимовать! А зимы в этих краях суровые: морозы и за сорок градусов бывают – и подолгу. Не то что у нас – на Волге: раз – и пролетела зима. А здесь – она более полугода держится».
Алька поддакивает и даже пытается по-своему папины мысли развивать. Но он, папа, тоже ведь окончательно с толку сбит – как и все мы. Жизнь-то перевернулась – разом и вверх тормашками. Будущее – полный мрак…
Бабушка с дедушкой спиной к тёплой печке пристроились – и замерли. У них сил совсем не осталось. Да и у нас всех – тоже. Подождём до утра – там видно будет: что и как…
5. «Ничего – перезимуем!..»
Утром пришли к правлению колхоза. С нашими переговариваемся – и по-русски, и по-немецки. Ждём начальство.
Не спеша является Фёдор Иванович. За ним какой-то старичок с белой бородкой хромает. «Счетовод!» – кто-то шепнул. Начали каждую семью отдельно к себе вызывать – на «беседу». Переписывают всех в отдельную похозяйственную книгу, на работы назначают.
Вышла семья дяди Эмиля, за ними и мы заходим (без дедушки, его мы с собой не взяли – он передвигаться совсем не может). Записал нас счетовод в какой-то солидный гроссбух, но, по-моему, всё переврал. Папу превратил в «Андрея Николаевича», меня – в «Павла», Альбина – в «Альберта». Ну да ладно: мы не спорим, ведём себя смирно.
Спрашивает председатель папу о профессии. «Нет, – говорит, – у нас в селе школы. В соседнее село дети ходят. Не нужны мне учителя!» Папа ему: могу, мол, и туда на уроки ходить. А тут он, председатель, просто как с цепи сорвался: «У меня хлеб в валках лежит неубранный в поле! Всех почти мужиков на войну забрали! Так что будете в поле работать, чтоб у Красной Армии хватило сил добить вас – фашистских гадов!». Алька даже передёрнулся от этих слов. А папа судорожно руку мою сжал, да так, что синяк, наверное, останется. Другой же рукой он Альке за локоть вцепился. Мама с бабушкой за нами стоят: и у них дыхание перехватило.