Русский храм. Очерки по церковной эстетике - стр. 11
Мы сочли нужным привести такие обширные выдержки из «Пастыря» потому, что именно здесь архитектурная идея, одушевляющая русский храм (не только Храм вселенский), представлена с предельной ясностью и наглядностью. Белокаменная башня – Церковь из живых камней, утверждаемая на огромном камне, – «одно тело, один дух, один разум, одна вера и одна любовь»19, – этот мистико-архитектурный образ первохристианской эпохи зримо материализовался спустя десять веков в храмах Владимирской земли. Надо сказать, что образ Церкви-храма закрепился в церковном предании, – и прежде всего, им активно пользуются святые отцы. Так, у святителя Иоанна Златоуста сказано: «Каждый из верующих и все вместе суть храм»20. Святитель перефразирует и развивает представления апостола Павла о Теле Христовом: «Мы составляем одну Церковь, стройно сочетанные члены одной главы; все мы – одно тело; если один какой-нибудь член будет оставлен в пренебрежении, то все тело пренебрегается и растлевается»21. Святой же Максим Исповедник разработал особое разветвленное учение о церковном здании. Согласно этому учению, храм есть: 1) «образ и подобие Божие»; 2) «образ мира, состоящего из существ видимых и невидимых»; 3) «образ чувственного мира в отдельности»; 4) «символический образ человека»; 5) «подобие души, рассматриваемой в самой себе»22. Нетрудно видеть, что учение святого Максима касается той реальности, которую выше мы назвали Храмом в широком смысле слова: к ней относятся и мир, и человек, и душа. Об изоморфности церковного здания и человека специально говорится в IV главе «Тайноводства»: «Святая церковь Божия подобна человеку, имея святилище – душу, божественный жертвенник – ум, и храм – тело, и служа образом и подобием человека, созданного по образу и подобию Божию»23.
«И наоборот, – пишет святой Максим, следуя апостолу Павлу, – человек есть в таинственном смысле церковь, в теле, как бы в храме, проявляя деятельную силу души исполнением заповедей по силе нравственного любомудрия; в душе, как бы в святилище, принося Богу при помощи слова, как плод естественного умозрения, вытекающие из сердца слова, совершенно очищенные духом от всего вещественного; наконец, в уме, как в жертвеннике, входя в сокровенное, на неприступной высоте многопетое неявленного ии неведомого великогласия безмолвие Божества…»24. Святой Максим называет «церковь [то есть здание. – Н.Б.] – духовным человеком, а человека – таинственною церковью».
У отцов-мистиков отношение «храм – человек» имеет двусторонний, взаимный характер: не только храм бытийственно подобен человеку, но и напротив – человек подобен храму. Заметим, что вторая сторона отношения отсутствует в «Пастыре»: человек там уподоблен строительному камню. Эта вторая сторона акцентирована уже в аскетических сочинениях, предмет которых – жизнь «внутреннего человека», которая отцами часто сравнивается с богослужением. И здесь – больше, чем сравнение: отцы указывают на реальный факт присутствия Бога в человеке, опираясь при этом на евангельские слова: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 21). «Дивно сие и досточудно, непостижимо для горних и неизреченно для дольних, – вдохновенно пишет святой Ефрем Сирин. – Недоступный для всякого ума входит в сердце и обитает в нем; Сокровенный от Огнезрачных обретается в сердце. Земля не выносит стопы Его, а чистое сердце носит Его в себе. Небо мало для пяди Его, а сердце – обитель Его. Вся тварь не вмещает Его в пределах своих; но если взыщет сердца, то и малое сердце вмещает Его. Малое место избирает Бог в человеке для жилища Своего; и делается человек храмом Божиим, в котором обитает и пребывает Бог. Душа – храм Его, а сердце – святый жертвенник, на котором приносятся жертвы хвалы и славословия; иереем же бывает ум, который стоит и священнодействует там»