Русский бунт. Начало - стр. 17
– Вот! Споймали дезертиру. От Ренбурха бежал.
– Я сам, я сам сдался! – повалился в ноги солдат. – Капрал второй гарнизонной роты, Евстратий Долгопят. Присягаю тебе, царь-батюшка, Петр Федорович, истинно присягаю!
– С вала спустился он. Тишком… – пробасил Хлопуша. – Казачки заметили и заарканили его.
Я еще раз взглянул на звероподобного. Известный каторжник, ссыльный. Сидел в Оренбургском остроге, пока губернатор не велел его освободить ради… тайного убийства Пугачева. Дал денег, грамоту для прохода мимо постов. Но Хлопуша оказался не лыком шит. Натерпевшись от властей, он тут же перебежал к пугачевцам. Теперь заправляет тайными делами Емельяна Ивановича.
– Говори об чем мне молвил… – Хлопуша пнул ногой солдата.
– Завтра, прямо после заутренней, – зачастил Евстратий, – премьер-майор Наумов на тебя пойдет. Через Яицкие ворота. Пятьсот экзестированных пехотинцев берет. При семи полевых пушках.
Ну вот и считай официальное подтверждение завтрашней вылазки пришло.
– Откуда знаешь? – поинтересовался я на всякий случай.
– Выбрали меня в эту команду наумовскую – палю метко.
– Ладно молвишь, верю тебе.
Я повернулся к Хлопуше:
– Вот что. Забирай его к себе.
– Зачем? – удивился каторжник.
– Ты ведь грамоте учен? – я дождался неуверенного кивка Евстратия. – Вот тебе, Хлопуша, наставник готовый. Нельзя нынче без грамоты.
Я угадал точно. Ни читать, ни писать бывший ссыльный не умел.
– Я это… В сумнениях, – почесал-поскреб в затылке мужик. – Осилю ли?
– Дорогу осилит идущий, – я поднял палец. – В Библии сказано.
– Царь-батюшка, ты и Библю читал? – выпучил глаза Хлопуша. Солдат тоже смотрел в удивлении.
Вот же… Чуть не прокололся. Библию читать можно только священникам. Ознакомление мирян с главной книгой христианства – не приветствуется. Мало ли что они там вычитают? Для простых людей есть Псалтырь, Часослов, наконец, поучения святых отцов.
– Идите уже с богом! – я опять уселся на ковры, привалившись спиной к жердине, что держала шатер. Сил уже не было совсем. А ведь день-то еще не закончился!
Надо больше двигаться. Через не хочу, через не могу. Только так я смогу освоиться в новом теле. Молодом теле! Только пожив стариком, можно понять прелесть хоть бы и не юности, а зрелости.
Я вышел из шатра, вдохнул свежий воздух. Дождик закончился, солнце уже совсем село – лагерь освещался кострами. Было зябко и мокро.
– Тимофей! – крикнул я Мясникову. – Разожги костер побольше вон у того холмика, да поставь туда какое-нибудь кресло. Брали же в покоях комендантов крепостей меблю?
– Брали, государь-батюшка!