Русский бунт. Начало - стр. 10
У корыта, засучив рукава, старый казак стирал белье. Возле котлов, принюхиваясь и пуская слюни, вертелись собаки. Отпустив охрану и Почиталина, я спешился возле одного из костров. Громко произнес:
– Здорово, православные! Примете поснидать?
– Поздорову, царь-батюшка! – казаки встали, поклонились. – Отведай наших кушаний!
– Чей десяток? – поинтересовался я у ближайшего мужчины со старым сабельным шрамом на лице.
– Мы из яицкой сотни Ивана Зарубина, – ответил десятник, кидая для меня на землю попону и запахивая распахнутый на груди чекмень. – Откушай, батюшка Петр Федорович, что бог послал.
Казак прочитал благодарственную молитву, мы перекрестились.
Я, взяв из кучи деревянных ложек одну, опустил ее в похлебку. Ничего вкуснее есть мне не приходилось. Пришлось даже сдерживаться, чтобы подстроиться под темп десятка. Каждый казак по очереди опускал ложку в котел, медленно, явно смакуя, съедал свою порцию.
– Как тебя звать, казак? – доев похлебку, я поинтересовался у десятника со шрамом.
– Афанасий сын Никиты.
– Значит, Никитин, – покивал я. Сделал себе зарубку в памяти заучить как можно больше имен солдат моей армии. От них теперь зависит моя судьба. Да и судьба всей страны.
– А вот скажи, царь-батюшка, пошто Катька решила умучить тебя, мужа своего? – поинтересовался Никитин, облизывая ложку. – Разное бают.
– Подговорили ее. Орловы и другие аспиды… – я посмотрел на небо. Начал накрапывать небольшой осенний дождик. Как бы не развезло поле перед крепостью. Мне это было совсем некстати. – Еле вырвался от них. Долго скитался среди простого народу. Видел муки, что принимает люд православный.
– Так и есть, – согласился казак, сидевший слева. – Сердце кровью обливается, глядя на казни, что баре устраивают в деревнях, заживо запарывают…
– Отольются им наши слезы… – зашумел десяток.
– Вот мы им ужо покажем!
– Веди нас в бой, Петр Федорович, мочи нет терпеть!
– Ждать осталось недолго, други… – я поднялся на ноги, поправил ножны с саблей. – Завтра все решится.
Но решиться все должно было сегодня. На военном совете, который я собрал сразу после обеда. Один из горнистов, пойманных Иваном, продудел в рожок сбор, и в шатер начали сходиться ключевые фигуры пугачевского восстания.
Первым пришел озабоченный полковник Подуров. Рассказал коротко, что лагерные крестьяне начали делать макеты пушек – к завтрашнему дню все будет готово. За ним в шатре появился шумный, чернявый, горбоносый казак лет тридцати аж с тремя пистолетами за поясом. Чика-Зарубин. Уселся с нами по-турецки на ковер, тут же начал шутить, сам смеяться своим побасенкам. Человек-оркестр.