Русская сила графа Соколова - стр. 9
– Ваши благородия, извольте доложить всю истинную правду. – Мужичок помял в руках шляпу, набрал в легкие воздуху и быстро продолжил: – Вся история случая, когда жулики совершили взлом, началась на Крещение с обнаружения мною вскрытого замка. Утром, пробудившись, простите за извинение, по собственной нужде, я пошел взглянуть на порядок. Вдруг себе замечаю: замок валяется возле дверей, а двери оные в храм приоткрыты. У нас и до того были беспокойные слухи, что завелись жулики. Я, сейчас умереть, бросился, как положено, проверить: зачем замок сломан, а двери открыты? Как вошел в храм, так дух и замер: там повсюду в изобилии на полу валяются священные книги и иконы, со стен снятые. Вот чтобы сейчас мне умереть, так и валяются. Хорошо хоть, что стекла на киотах сохранились и все в целости. Думаю себе: что-то здесь нехорошо, кто-то, должно быть, набезобразил. И побежал я заявлять… А что чудотворную утащили эти жулики, чтобы пропасть им, это я уже позже прознал, когда следствие приехало и все иконы по местам развесили. А чудотворной на месте нет как нет. Все обшарили, чтоб сейчас мне умереть, а чудотворной не обнаружили. Это фулюганы безобразили, вот и припрятали. Надоть еще бы поискать, тогда, глядишь, и найдем.
Соколов сочувственно покачал головой:
– И впрямь несчастье! За такие, Фаддей, переживания тебе платят, поди, гроши?
Сторож обрадованно затрещал:
– Это вы, ваше благородие, человек умный и потому понимать можете. Служу денно и нощно. И убери, и протри, и подмети, да еще от жулья охраняй, и всего за три рубли в месяц. Одна эксплутация личности!
– А прохаря хорошие оторвал! Не жмут?
Сторож выставил ногу, покрутил ей и с некоторой гордостью произнес:
– Сапоги самый раз, со скрипом и сшиты по ноге!
Соколов прищурил глаз:
– Небось пятерку содрали?
Сторож замахал руками:
– «Пятерку»! За пятерку нынче и чихнуть не пожелают. Восемь рубликов не хотите?
– А еще чего приобрел? Ну, рубаху, это я сам вижу. А покрупней? Лошадку, скажем?
Сторож вдруг что-то смекнул, заметно побледнел, губы затряслись.
– Не-ет, лошадку не…
– Да и то, ты не пашешь, не жнешь – деньжата и без того водятся.
Вокруг стал собираться народ, шедший на богомолье. Соколов сказал:
– Что же ты нас на вольном ветре держишь? Приглашай в дом…
– Извольте, ваши благородия, милости прошу…
Около порога был набросан какой-то мусор. В сенях валялось пустое ведро, чугунки, мешок, чем-то набитый. В углу стояла широкая лавка. На высокой печи лежали какие-то тряпки и свешивалось лоскутное одеяло. Соколов подумал: «Господи, какая беспросветность! Такого и Сахалин не испугает, он уже себе сам создал каторжную жизнь».