Русфея. Прелестное создание - стр. 31
– Тем не менее, сошлись вы далеко не сразу, – хмыкаю я, припоминая рассказы матери.
– Потому что я ему не верила, – поясняет мама. – Мне казалось, я для него очередное увлечение, своего рода игра в "возьми неприступную крепость". И потому я не принимала его всерьез, в упор старалась не замечать.
– О да, – подхватывает отец, – ты была неприступна и… страшна в гневе, едва я начинал наворачивать возле тебя круги.
– Эй, я же не знала, что у тебя на уме!
– Сейчас знаешь? – вкрадчивый голос.
– Знаю!
– То есть тогда ты была неправа и совсем ко мне не справедлива, не так ли?
– Габриэль! Я после того… случая много раз просила у тебя прощения, и вот теперь ты снова мне это припоминаешь? Знаешь, я… я… ужинайте без меня, я плавать! – и она резко подрывается с места и выходит в заднюю дверь, ведущую в сад с бассейном.
– Про тот случай я даже не упоминал. Анабель!
– Отец, не надо, пусть поплавает. Любая незначительная ссора, пусть даже на пустом месте, для русалки это стресс. Вода успокаивает, по себе знаю. А еще запах красок и чистый белый холст. Ну и пистолет в руке тоже имеет кое-какие утешающие свойства, после пару выстрелов заметно легче становится.
– О, тебя понесло, – усмехается отец, возвращаясь к содержимому своей тарелки. Однако брови нахмурены, и он то и дело кидает озабоченные взгляды на заднюю дверь, пытаясь высмотреть в дверном стекле маму.
– Отец, ну правда, с ней все хорошо.
– Да знаю я, как устроены русалки. Просто… сердце не на месте. Чувствую я ее, дочь, понимаешь? Влюбишься без памяти, и тоже будешь страдать этим недугом, – и вздыхает. – Нет, я все-таки схожу, проверю.
Вилка и нож с противным звоном опускаются на тарелку, и через две секунды в столовой остаюсь я одна. В пору тоже от стресса пойти в море утопиться. Ах да, не получится, я ж русалка.
А значит, тихо-мирно сидим, отбросив свои несбыточные "хотелки" куда подальше, и попиваем жадно кофеек. А что еще остается?
В какой-то момент что-то теплое и мягкое касается моей щиколотки, ластится, мурлычет как трактор.
– Жизель, – вздыхаю я, беря на руки пушистый белоснежный комок шерсти, – тебя что, забыли покормить? Налью-ка тебе молока, я всё равно его терпеть не могу.
Звонок в дверь. Когда я выбираюсь из-за стола и выхожу из столовой, становлюсь перед входной дверью и заглядываю в узкое, вертикальное в пол, боковое окно. Странно, никого.
Отворяю и, растерянно уставившись на корзинку со сладостями, что одиноко стоит под дверью, замираю. Выглядываю и торопливо осматриваю улицу в поисках того, кто мог бы здесь оставить этот чудесный подарок. Никого подозрительного.