Руины веры - стр. 33
Девочка молчит несколько секунд, задрав голову и наблюдая за танцем снежинок. Она чувствует восторг, белые «мухи» кажутся ей гостями из сказки.
— Я люблю Аквилон, очень-очень, — выдает она скороговоркой, чуть коверкая звуки. — Пойдем гулять! — Девочка стремительно хватает отца за руку и тащит за собой к двери. Он смеется и не сопротивляется.
— Ну что ж, пойдем, сделаем тебе снеговика.
— С морковкой? — тут же восторженно подхватывает девочка. — Честно-честно? С настоящей?
— Если мама выделит тебе морковку, — уточняет отец.
В глазах девочки озорной блеск предвкушения. Она бросает отцовскую руку и с топотом, свойственным детским ножкам, мчится на кухню.
— Ма-а-а-ам! Ма-а-а-ам! Папа сказал…
Вздрагиваю, резко просыпаясь. Сонно оглядываюсь и понимаю, что уже совсем светло, а мой костер давно потух.
И как только можно было умудриться уснуть в заброшенном доме без двери, куда за ночь мог войти кто угодно? Ругаю себя и поднимаюсь, опираясь о покрытую инеем стену. Рука скользит, пальцы зябнут. Ноги трясутся из-за того, что провели несколько часов согнутыми под неудобным углом.
Окончательно проснувшись, оцениваю новую одежду должным образом. Усни я в своем прежнем тряпье, кто знает, удалось ли бы мне проснуться.
Прохожу по своему временному пристанищу, разминая ноги, и думаю, где бы добыть еды. За два дня пребывания в Верхнем мире желудок успел разбаловаться и теперь просит есть. Скверно.
И тут слышу шум. Он раздается с улицы. Кто-то кричит, а потом доносится скрип снега, ругань, удары, снова крик. Детский крик.
Хмурюсь, закусив губу. Судя по звукам, на улице идет борьба между взрослым мужчиной и ребенком, мальчиком или девочкой — непонятно, голосок слишком тонкий и испуганный.
Стою и не двигаюсь, усмиряя резко подскочивший пульс. Нравы в Нижнем мире варварские. Вполне может статься, что это выяснение отношений между отцом и сыном, или дочерью. Ребенок мог в чем-то провиниться, и крики, которые я слышу, всего лишь часть воспитательного процесса, и посторонним не стоит совать в него нос.
Ухожу в тень, подальше от дверного проема.
Мужчина матерится, ребенок ревет.
Внезапно вспоминаю Мо, его белесые глаза и заискивающую улыбку.
Сами собой сжимаются кулаки. Нет, больше никогда не буду стоять в стороне.
Убираю руки в карманы и решительно покидаю свое убежище. Что я могу сделать против взрослого мужика — дело десятое. Стоять и слушать — не могу.
На ссору между отцом и сыном не похоже, а лежащий на снегу ребенок все же мальчик, маленький, лет десяти, а может, и меньше, тощий и слишком легко одетый даже для «нижнего». Крупный мужчина за тридцать навалился на свою жертву, воткнув колено ей в живот и сомкнув здоровенные ручищи вокруг тоненькой шеи. Мальчик хрипит, глаза закатываются, скрюченные пальцы бьют по затоптанному снегу.