Руда. Возвращение. Скрижали о Четырех - стр. 2
Он был слишком человеком, темный маг Эрей, бывший советник Императора. Он был слишком нечеловеком. Безупречная линия логики уподобилась отточенному клинку. Император в опасности, ему вновь нужен щит.
Верный щит готов к бою. Ферро Инстави!
Веда о сотворении Мира
В начале была Пустота.
Одни называют Ее Предначальной, иные – просто Пустыней. Она была всеобъемлющей и охватывала Самое Себя, колыхалась и росла в Пространстве без Воздуха, Воды, Земли и Огня.
Без Тьмы. И без Света.
Упало в лоно Пустоты перо Солнечной Птицы Эйсвиэрь, пролетавшей Мимо, и осветило Ее.
Упало в Свет Семя Замысла – и родился Мир.
Чистый, беспомощный, как капля Небесной Росы, перетекал Он и жался к Свету. Но, как ни старался, не мог быть светлым весь, целиком.
В том месте, где закрывал Он Собою Свет, родилась Тень.
Потом в Мир пришли Боги.
Первый указал на Свет и сказал: «Это хорошо!»
Второй коснулся Тьмы и согласился: «Это хорошо!»
Пустыня теснила, и Они, действуя согласно, заключили Каплю Мира в Божественные Полусферы. Так появилась Светлая сторона Мира и Темная Его сторона.
И на Светлой стороне родились Вода и Воздух.
И на Темной – Огонь и Земля.
А из Помыслов Божьих возник Камень Мира.
И Кольцо Некованое.
1
Советник
Денек выдался скучный и серый. Такие дни случались редко, и Император не мог придумать, чем занять себя в непогоду. Новая болезнь Рандиры сорвала паломничество в Венниссу, моросящий дождик не располагал к прогулкам, а придворные не решались беспокоить по пустякам.
«Ранди… Никак не оправится, бедняжка, может, теплый климат Ю-Чиня не пошел ей на пользу? Монахи говорят, на ней сильная порча, но я знаю: виноват только я…»
Император закрыл книгу, одну из многих, что никак не удавалось прочесть. Строчки не цепляли мысли, те летели куда-то мимо, прочь из дворца, из Столицы… Мыслям было тесно во дворце.
«Знаю, в чем дело. Волки снились! Опять снились волки, целая стая. Часто стали видеться, слишком, чтобы жить спокойно».
Он невольно вздрогнул, вспоминая сон, наполненный волчьим воем и безысходностью. Он, великий Император Ферро, снова стал двенадцатилетним мальчишкой, отбившимся от охоты отца, заплутавшим в родном лесу, точно в колдовской чащобе. Снова было душно и мрачно, за деревьями мерещились тени, и кобыла, взвившись свечкой, сбросила седока, умчавшись прочь, стремясь обратно, в солнечный блеск знакомой дубравы. Он видел, кто напугал кобылу, и понимал, что погиб.
Волки. Десяток или два, а сколько их еще скрывалось за деревьями? Они окружили поляну и медленно сходились, уверенные, что добыча не ускользнет. Суровые могучие звери Инь-Чианя, невозможные в ю-чиньском лесу!