Ртуть и соль - стр. 45
Мелкий дождь неприятно холодит кожу. Он пахнет гарью и оставляет после себя черные следы – небо отторгает копоть, которой наградил его Олднон. Эд прячет руки в рукава и поднимает выше воротник сюртука. Поднявшись по ступеням, он останавливается у церковных дверей, массивных и черных от старости. Бронзовая колотушка от дождя стала скользкой и норовит вырваться из пальцев.
На решительный стук Эда отвечают почти сразу. Щелкает изнутри засов, двери со скрипом приоткрываются, и Сол видит перед собой пожилую монахиню в черной широкополой шляпе и черном же платье, застегнутом по самый подбородок. Она смотрит на гостя вопросительно, не произнося ни слова.
– Добрый день, – Эд приподнимает цилиндр. – Могу я войти?
– Двери храма всегда открыты, – сипло отвечает женщина, отступая и пропуская Эда.
Он входит в проем. Шаги его звонко отзываются под сводчатым потолком атриума. Здесь пахнет сыростью и плесенью.
– Я ищу женщину, – оборачивается к монахине Сол. – Люди сказали, что она вступила в орден Скорбящих Сестер. Ее зовут Алина…
Старуха смотрит на него недовольно, дверь закрывать не торопится.
– Если и так, то, став Скорбящей Сестрой, она отринула мирские заботы. Теперь ее жизнь посвящена служению…
– Я знаю, – кивает Эд нетерпеливо. – И все же я хотел бы знать, действительно ли она здесь, среди вас? Я давно не видел ее и хотел бы просто перемолвится парой слов.
– Это не допускается, – поджав губы, цедит старуха. И все же видно, что где-то в глубине души ей любопытно. Наконец, чувство находит лазейку и проникает наружу.
– Кем она приходится тебе?
– Сестрой, – Эд заранее решил, что не станет называть Алину женой. Монахиня задумывается.
– Алина, – говорит она наконец. – Может быть, Эйлин?
– Может, – кивает Сол. – Мы родом издалека, и здесь имя ее могут произносить иначе. – Она ростом мне по плечо, и у нее рыжие волосы и круглое лицо, но веснушек мало, почти нет.
Монахиня задумчиво кивает в такт его словам.
– Да, это Эйлин, – наконец, произносит она. – Только вот увидеться с ней ты не сможешь.
– Клянусь, я не стану понуждать ее к нарушению обетов, – Эд старается говорить спокойно, но пульс стучит в ушах и отзывается щемящей болью в груди. Слишком, слишком близко, чтобы просто взять и уйти.
– Не клянись, – морщится старуха. – Это грех. Твоя сестра неделю назад покинула монастырь и отправилась исполнять свой долг. Она и еще три монахини. С тех пор их не видели. Теперь судьба их в руках Всевышнего.
Эд замирает, чувствуя, как приливает к лицу кровь. Перед глазами – та подворотня, где навалом лежат зашитые в окровавленные мешки тела. Жужжание мух. Тяжелый, удушливый одор гниения.