Рождественская перепись - стр. 2
Под окном послышался лошадиный топот и скрип полозьев, потом в сенях зашуршали голиком по валенкам, сметая снег. Наконец в дверь неуверенно постучали.
– Да заходи уже, Смирнитский, тебя только ждём!
Но вошёл не переписчик, а парнишка лет пятнадцати-шестнадцати в шинели и овчинной шапке. Прижимая к груди разбухший коленкоровый портфель, он снял головной убор и шагнул к столу:
– Вот, батя передал товарищу Яхве. Не ругайте его, занемог совсем, лежит в лихорадке. Я все дворы обошёл по списку.
– Ыхве – это я. А как тебя зовут? – Калев жестом указал парню на табурет у стола. Юноша снял шинель и сел, положив её на колени.
– Пётр. Смирнитский.
– Бланков много испортил?
– Ни одного, товарищ Я…Ыхве.
– Давай посмотрим. Да ты и результатты свёл! Когда только успел?
– Да пока в санях ехал, счётами щёлкал.
– Молодец, парень! Толково, ни одной помарки. Тебе обратно куда, в Морозовку? Попей кипятку, путь неблизкий. – Рябов протянул кружку.
Пётр достал из кармана маленький узелок с сочнями1 и развязал на столе:
– Угощайтесь, мамка пекла к празднику. Помяните Аксинью Андриановну.
Он вышел на крыльцо. Было светло от высыпавших звёзд и низкой белёсой луны. Колхозник, переминаясь с ноги на ногу, жевал сено. Завтра его нужно отвести председателю. Своих коней в Морозовке ни у кого не было. Пётр решил срезать километров пять, поехав через просеку. Холодало, и Колхозник резво рысил к дому. Зарывшись глубже в сено, Пётр вспоминал последние сутки, унесшие его мать, чьё сухонькое тело им с отцом пришлось быстро хоронить. Младшим сказали, что мамка в больнице, в городе. Хорошо, если товарищ Ыхве не расскажет никому, что отец заболел. По правилам, нужно было сообщить уполномоченному и сделать замену из резерва. Но сообщить – это значит ехать сорок километров до района, мучить Колхозника, мёрзнуть самому, чтобы семья осталась ни с чем? Нет, он всё сделает сам и сдаст вовремя. Хороший этот Ыхве, человек, одним словом.
Внезапно его размышления прервало испуганное ржание коня. Пётр посмотрел вперёд. На дороге сидел матёрый волчище. Петру показалось, что волк насмешливо изучает и коня, и седока. Сердце ёкнуло. В этот момент Колхозник поднялся на дыбы, извернувшись на узкой просеке так, что Пётр чудом не остался на дороге. Ему показалось, что сани выкручивает вместе с ним гигантская рука, будто мокрую простыню. Он успел ослабить вожжи и вцепиться в передок саней, прежде чем полозья снова опустились на снег. Сани подбросило на мёрзлом навозе, ноги Петра описали в воздухе фигуру из гопака и вылетели из саней. Он мельком посмотрел назад и увидел, что волк не шелохнулся. В лицо полетели комья снега, ельник казался сплошной стеной, несущейся мимо. Он никак не мог подтянуться, чтобы влезть назад в сани. Всё тело занемело, он не чувствовал ступней, бороздящих снег. В голове проползла змеёй мысль: «Если ты не остановишь коня, тебе конец». Пётр набрал воздуха в грудь и вложил все силы в правильную интонацию команды: