Роза Ветров - стр. 6
Со смертью отца Геннадиос совсем не слушался мать… а Ксения чересчур замкнулась в себе и стала такой услужливой, что материнское сердце всерьёз опасалось за неё. Ответственность, что отныне ложилась на них всех, κόρη3 почему-то брала только на себя. Ах, добавится на материнском лбу морщин…
Волосы-то уже давно в сединах!
Когда двое подростков, всё так же споря, показались на первых ступеньках лестницы, епископ поприветствовал их кивком головы и как раз налил из глиняного кувшина воды их матери. Увидав эту сцену, Ксения ахнула и с криками бросилась на помощь. По дороге она задела локтем скудную домашнюю мебель, состоящую из деревянного стола, сделанного лично их отцом, белой керамической вазы и тарелок. Все они неприятно звякнули, когда деспинис4 проходила мимо и чуть не споткнулась о ковёр. Гена, в глазах которого читалось не меньше страха, чем в сестринских, виновато потупился под осуждающим взглядом отцовского друга.
– Твоя сестра права, Геннадиос, – хмуря брови, сказал тот на критском наречии, – подумайте о своей матери. Она и так хлебнула горя.
Гена взаправду унаследовал неуступчивый нрав отца, но сыну в наследство досталась также и его совестливость. Он понял, что проиграл, и пока сестра суетилась вокруг матери, пятнадцатилетний юноша с тяжёлым сердцем рассматривал отчий дом. Иконы на стенах, белая кружевная скатерть на столе, материнское приданое, уже разложенное в мешках, зеркала, крест над изголовьем его кровати…и хотя от всего этого веяло Родиной – даже пахло тут как-то по-особенному! – Крит навсегда канет в лету, как только их нога ступит на турецкую землю.
«Турецкую! – иронично подумал парень, и взгляд его серых глазах в ту минуту очень напомнил отцовский. – С каких это пор Константинополь стал турецким?».
Ну и что с того, что с пятнадцатого века город перешёл под власть османов и именовался Стамбулом? Многие европейские державы до сих пор не признали варварской оккупации второго Рима, и война за независимость, в которой греки пролили столько крови, лишь доказывала это. Ничего не кончено и никогда не будет кончено, пока живы такие, как его отец!.. Да, он согласится, чтобы его увезли в так называемый Стамбул и даже отправится в медресе при мечети под руководством материнского брата – как милый дядюшка «Абдулла-эфенди»5 только мог сменить веру и имя ради злачного места?! – но сделает это, только чтобы не расстраивать мать и сестру. Ничто на белом свете не заставит его смириться по-настоящему!..
– О, митера му!6 – всхлипнула сестра, приложив к материнской руке голову с золотистыми завитушками. – Прошу вас, поднимайтесь!.. Его Преосвященство сказал, что корабль в Константинополь вот-вот отбудет.