Российский колокол № 2 (46) 2024 - стр. 52
Сергей Павлович шагал бодро; в переулках мело, снежной крошкой засыпало мир.
– Думаете? Не всем суждено прожить так много.
– Конечно. Но ориентир-то должен быть. Не стоит отвергать старость. Хотя… я и забыл, сколько тебе. Тебе она кажется недостижимой сейчас, о чём я говорю!
Уворачиваясь от летящего в лицо пакета, Никита подумал, что стольким уже не доведётся встретить свою старость, что… А ничего. Ровным счётом ничего. Жизнь измеряется не этим.
– Как вы думаете, что самое главное для неё в жизни – было и есть? Вот она же совсем одна. Но живёт!
Сергей Павлович пожал плечами, спрятал подбородок в шарф. Они остановились на перекрёстке.
– Не знаю. Наверно, просто жизнь как она есть. Не всем людям нужна цель. Не всем нужен даже ближний круг. Они ценят свою самость, свой крохотный отстроенный мир. И ещё котов. Котики – это обязательно, запомни, мой друг. – Сергей Павлович грустно улыбнулся, хотя силился бодро, и шагнул на пищащий зелёный.
Никита кивнул и тоже спрятал лицо в поднятый от ветра воротник.
Это было год назад. Метель, разговор… Зимняя столица. Сейчас столица та же. И снег. Только не колкий, а мягкий, влажный, густой. Оттепель. А вот разговоры с Сергеем Павловичем стали совсем скупые.
– О чём ты всё думаешь?
Сергей Павлович увлёк его в кофейню недалеко от академии, в переулке. Никита отхлебнул из кружки, сморщился, потёр обожжённую губу:
– О тёте. Надо бы съездить.
– Так съезди. – Сергей Павлович размешал пенку ложечкой и положил её на салфетку – не звякнула.
– Репетиция же.
– Если такая, как сегодня, то лучше поезжай.
– Вы находите? – Никита сделал ещё один глоток, опять поспешил: по обожжённой коже ещё горячей.
– Нет, в том-то и дело, что я ничего не нахожу, мой друг. Ни в вашей игре, ни в ваших словах.
Сергей Павлович улыбнулся мягко, но Никиту и это обожгло. Он отодвинул чашку, кофе плеснулся через край.
– Просто съезди. Место останется за тобой. – Сергей Павлович бросил салфетку на темнеющее пятно.
– Хорошо, – Никита вымученно улыбнулся. – Завтра.
Порой чужая проницательность была хуже равнодушия. Но только порой. Сергей Павлович и Аня – те, кто, и не спрашивая ни о чём, всё замечают. Сгрызенные ногти, круги под глазами. Вжатую в плечи голову.
– Мне вот этот лак помог, попробуй.
– Вот что, дружок. Я записал тебя на двадцать шестое. Не хлопай глазами. Сходишь, побеседуешь, там выпишут рецепт. На транквилизаторы. Пора уже что-то делать. Нельзя уже столько не спать… Будь добр, сходи. Это недалеко от академии.
Он помнил эту запись на двадцать шестое. Был конец февраля. А для кого-то – конец мира. Казалось, психотерапевт нервничал больше него самого… Никита позвонил маме, и они говорили, говорили, обсуждали перспективы. Мама обрывала себя: боялась слишком надеяться. А вот по чуть-чуть – можно.