Россия и мусульманский мир № 10 / 2014 - стр. 29
Если говорить не в терминологическом, а в содержательно-политическом плане, «черкесский вопрос» возникает в середине XVI в. как вопрос о международно-политическом статусе тех или иных черкесских территориально-политических образований в системе отношений России, Османской Турции и ее вассала – Крымского ханства. Конфликты основных субъектов данной системы отношений и ее эволюция в конечном счете и привели к результатам, которые лежат в основе дискуссий по современному «черкесскому вопросу».
Кабарда оказывается в фокусе дипломатического противоборства и военно-политической активности держав с 1560-х годов. Кабардинский, условно говоря, «вопрос» вычленяется из обще-адыгского контекста, приобретает самостоятельное значение, но одновременно остается частью более широкого контекста кавказских проблем. Международно-правовое оформление, а затем и решение «кабардинского вопроса» приходятся на XVIII в. Кучук-Кайнарджийский мирный договор 1774 г., фиксируя отказ Турции от вмешательства в определение статуса Большой и Малой Кабарды, фактически признал их принадлежность России.
Это, однако, не снимало для России проблему установления надежного контроля и имперского судебно-административного порядка на территории Кабарды. Потребовалось еще полвека, чтобы с использованием методов военно-политического давления, карательных экспедиций и экономической блокады решить эту проблему. Характерно, что завершающий этап данного процесса в первой четверти XIX в. сопровождался подлинной демографической катастрофой. Вследствие происходившего с начала XIX в. переселения кабардинцев за Кубань, многочисленных карательных экспедиций и опустошительной эпидемии чумы население Кабарды сократилось в разы.
С начала XIX в. Российская империя приступает к присоединению Закавказья, что обостряет противоречия с Турцией, в том числе и на Северо-Западном Кавказе. С точки зрения российских правящих кругов по Адрианопольскому договору 1829 г. они обрели международно-правовое основание для установления своего суверенитета над закубанскими черкесами. Но в действительности это привело только к смещению фокуса черкесского вопроса с Ка-барды на Западную Черкесию. Черкесы не желали признавать над собой власти российского императора и вступили на путь вооруженного сопротивления. Англия не признавала правомерности условий Адрианопольского договора и открыто настаивала на независимости Черкесии, Турция негласно поощряла черкесское сопротивление.
В результате «черкесский вопрос» стал одним из элементов «восточного вопроса» в международной политике второй трети XIX в. При этом он, как ранее конфликтная ситуация вокруг Ка-барды, не имел общеадыгского масштаба. Его объем определялся не этническими, а геополитическими факторами, а динамика зависела от соотношения сил держав и эффективности черкесского сопротивления. Несмотря на поражение России в Крымской войне, попытки Англии на Парижском конгрессе 1856 г. включить решение «черкесского вопроса» в общее дипломатическое урегулирование оказались безуспешными. Тем самым в международно-политическом плане он был снят с повестки дня, поскольку никто, кроме самих черкесов, не оспаривал теперь условия Адрианопольского мира. Но вновь, как и в случае с Кабардой после 1774 г., России еще предстояло военной силой утверждать свое господство в Черкесии. Завершение Кавказской войны, сопровождаемое масштабной этнической чисткой и массовым изгнанием черкесского населения Северо-Западного Кавказа, подвело черту под «черкесским вопросом» в его первоначальной форме [Панеш, 2007].