Россия и мусульманский мир № 10 / 2013 - стр. 20

Изменения этноконфессионального ландшафта Юга России, произошедшие в постсоветский период, можно охарактеризовать как расширение ареала ислама за счет сложившихся за последние полтора–два столетия территорий распространения православия и буддизма. Наиболее зримо эта динамика проявляется в сельской местности. Подобные изменения несут определенный конфликтный заряд. При этом речь не о межконфессиональных конфликтах, а о конфликтах идентичностей, обусловленных сложной социокультурной и цивилизационной идентичностью жителей Юга. Соприкосновение двух этнокультурных полей – исламского и православного – создает напряжение, проявляющееся в эпизодических конфликтах.

В постсоветский период на пути свободного расширения исламского пояса самым существенным этнокультурным барьером стал еще один ареал традиционной культуры – казачьи территории. Это обусловлено тем, что одна традиционная культура (северокавказская мусульманская) пришла в соприкосновение с другой традиционной культурой (казачьей). Примечательно, что сельское население – и мусульманское, и казачье, и калмыцкое, – сохраняющее в той или иной степени свою традиционную культуру, имеет ряд схожих черт:

– высокую степень конфликтной готовности по отношению к мигрантам, готовность переводить экономическую конкуренцию с ними в конфликтную плоскость;

– относительно высокую религиозность, бережное отношение к своему этноконфессиональному наследию, приверженность традиционным нормам;

– жесткое отношение к нетрадиционным вероисповеданиям;

– высокую лояльность к власти, что ярко проявляется в ходе избирательных кампаний.

На территориях, характеризующихся интенсивным изменением этноконфессионального состава, конфликты возникают гораздо чаще, чем в других районах. Эти конфликты отражают напряженное отношение старожильческого населения к изменению этнокультурного состава населения. Однако межэтнические конфликты редко получают религиозную окраску, более того, местные духовные деятели разного вероисповедания совместно принимают участие в их урегулировании. Реальные причины кроются в различиях ценностных установок и образа жизни мигрантов и старожильческого населения. Общий негативный фон создает и этноэкономическая конкуренция в сельской местности. Тем не менее конфессиональная принадлежность как существенная идентификационная характеристика приобретает в такой ситуации исключительно важное значение, хотя, как правило, не декларируется самими участниками в качестве источника конфликта.

Анализ межэтнических конфликтов в этнокультурном пограничье (2000–2010) показал, что религиозная составляющая, по крайней мере открыто заявленная, в них отсутствовала. Гораздо большее значение имеет значительная социокультурная дистанция между мигрантами и старожильческим населением, усиленная утратой общей идеологии и идентичности. Спусковым механизмом конфликтов становится нарушение мигрантами норм поведения, принятых у старожильческого сообщества. Мобилизация сторон конфликта происходит в основном по земляческому принципу, реже – по этническому («местные – представители Северного Кавказа»). Например, отношение к мигрантам четко фиксировалось в призывах к выселению выходцев с Северного Кавказа, но о мусульманах речь не шла (Сальск, 2006; Ставрополь, 2007), равно как и местные жители объединялись по признаку землячества (например, русские и калмыки в Яндыках, Астраханская область, август 2004 r.).