России верные сыны - стр. 46
В Басенках жил его дальний родственник, ветеран суворовских походов, майор Назимов с внучкой Катенькой. В ветхом деревянном флигельке в Басенках Можайскому было веселее и приятнее, чем в старом помещичьем доме в усадьбе Святое.
И там нежданно-негаданно пришла первая любовь.
Были тайные встречи у пруда, соловьиные ночи, первые робкие поцелуи и клятвы. До сих пор не мог позабыть Можайский синие, опушенные длинными ресницами глаза Катеньки, нежные, розовые ее губы.
Потом он уехал в Петербург. Они должны были свидеться через три месяца и соединиться навеки. Но началась военная служба, потом поход, потом битва пои Фридланде, рана, выздоровление…
После этого были Париж и Лондон. Брожение умов, вызванное французской революцией, служба у Воронцова. Он писал письма, отправлял их с оказией и не получал ответа. Он не знал, что дед Катеньки умер, что ее взяла к себе из милости его тетка Анастасия Дмитриевна.
Зоркий глаз Семена Романовича Воронцова оценил ум, способность и честолюбие Можайского, он поручал ему щекотливые дела, требующие особого доверия. Можайский узнал жизнь. Ему случалось бывать в кругу продажных и алчных вельмож, шулеров, авантюристов, дуэлянтов. Он научился разгадывать шпионов, скрывавшихся под маской легкомысленных повес или безрассудных игроков. Он много читал, второпях учился, странствовал и понемногу стал забывать Васенки, и березы у пруда, и глаза, и улыбку Катеньки Назимовой. Только тогда он понял, что потерял счастье, когда узнал, что в 1808 году Катенька Назимова вышла замуж за полковника Ляроша – французского офицера, прибывшего в Петербург вместе с послом Франции Коленкуром.
Сначала он почувствовал себя глубоко оскорбленным. Поступок любимой девушки показался ему предательством, он даже готов был вызвать на поединок ее мужа, но вскоре понял, что поставил бы себя в смешное положение. Уязвленное самолюбие победило, и он собрал всю силу воли, чтобы заставить себя забыть свою первую юношескую любовь. Когда в Париже ему случилось увидеть мадам Лярош, он поклонился ей с таким видом, как будто силился припомнить, кто эта дама… И даже сегодня, на балу, он больше всего досадовал на то, что ему не удалось скрыть свое волнение от графини Грабовской, когда неожиданно явилась Катрин Лярош… Ненавистное имя!
Но теперь все эти чувства вдруг показались ему ничтожными, и острая боль и жалость утраты охватили его; он вдруг осознал, что самое мучительное для него – близость той, которую он не может забыть; она здесь, совсем рядом, и она чужая, чужая навсегда.
Это была правда, – в нескольких шагах, за стеной, у постели Августа Ляроша сидела Катя Назимова.