России верные сыны - стр. 33
Он горько усмехнулся и хотел возвратиться в свою комнату, но прямо перед собой увидел молодую женщину. Она была бы очень красивой, если бы не тень усталости от бурно прожитой жизни, легшая у рта.
Можайский отступил в сторону и поклонился.
– Мне показалось, что вы скучаете, – сказала она. – Но почему бы вам, молодым людям, не веселиться? Жить среди военных бурь, видеть вокруг только горе и смерть… Бедные люди, вы не знаете молодости.
– Я здесь случайный гость, – сказал Можайский, – у меня нет ни друзей, ни знакомых, и, признаюсь, мне не весело.
– Вы приехали издалека?
– Да, и завтра же уеду. Если бы не странная манера приглашать гостей, я не оказался бы гостем этого дома.
– Куда же вы держите путь, если это не тайна?
– Никаких тайн… Я француз, эмигрант, мой отец был губернатором в Пуату, он погиб в дни террора… – Можайский рассказывал очень естественно, все было взвешенно и обдуманно заранее. – Я жил в Англии. Месяц назад английский корабль привез меня в Ригу. Теперь я пробираюсь в главную квартиру русской армии, – это где-то возле Бреславля.
– Бреславль в руках французов.
– Я этого не знал… Ну что ж, придется ехать туда, где я найду главную квартиру. У меня письмо к графу Рошешуар, генерал-адъютанту императора Александра.
– И вы, француз, будете сражаться против Франции?
Они отошли к нише окна. Она с любопытством смотрела на Можайского.
– Бонапарт – не Франция. Человек, который осмелился сказать: «Не я нуждаюсь во Франции, а Франция нуждается во мне», – не француз. Я буду сражаться против тирании, за свободу народов.
– Все равно вы будете сражаться против ваших соотечественников, – несколько сурово сказала она.
– Мадам, – продолжая разыгрывать волнение, ответил Можайский, – я француз и, возможно, буду принужден сражаться против моих соотечественников. Но прославленный генерал Моро возвращается в Европу из Америки, чтобы сражаться против Бонапарта.
– И вы думаете, что он решится запятнать себя братоубийством?
Вероятно, разговор слишком затянулся. Собеседница Можайского принужденно улыбнулась, готовая оставить гостя, но в противоположном конце галереи вдруг появилась другая женщина. Она шла очень медленно, шаль падала с ее плеч и волочилась по полу. Она не видела ни Можайского, ни его собеседницы и остановилась, как бы прислушиваясь к музыке. Собеседница Можайского хотела отойти, но что-то в его лице, во взгляде удивило ее. Изумление, тайную боль, гнев – все это вместе вдруг отразило лицо этого самоуверенного и пустого, как ей казалось, молодого человека, искателя счастья.
– Что с вами? – спросила она.