Рондо - стр. 64
«Почему? Я всегда считал, что родился в Москве. Скрыть, что рылся в документах, не удастся. В этом Хороле отец жил в конце войны, он иногда вспоминал об этом. Но мама в это же время находилась в эвакуации в Средней Азии. Или уже была в Москве?»
Вспотели ладони. Наверху теми же фиолетовыми чернилами сделана пометка: «Повторное». Дата выдачи…
«Так, значит, это уже после того, как родители развелись. Внутри была ещё вот эта справка…»
Первое же слово из напечатанного на машинке, как выстрел в лицо: «Усыновлён».
«Как это?.. Почему?.. Имя, фамилия… отец… всё правильно. Мать… Усыновлён…»
Заныла спина – он стоял, закаменев в неудобной позе над столом. Свело мышцы. Печать, как большая шляпка гвоздя. В груди ритмично бил молот, это мешало думать. Митя собрал документы и положил в сумочку, но заниматься уже ничем не мог. Он стал вспоминать, что слышал о семейных делах, случившихся в конце войны. Да, отец жил в Хороле, его туда послали после освобождения Украины. Партизанский отряд расформировали, а он там помогал восстанавливать медицинское обслуживание. В каком году отец вернулся домой, Митя не знал. Никаких дат, никаких деталей и никаких подсказок. Ещё несколько раз, оставаясь дома один, Митя доставал эти документы. Ему всё казалось, что он что-то пропустил, не дочитал… Он пытался из блёклой бумаги вытянуть хоть какой-то намёк, хоть какую-то зацепочку.
Придавленный неожиданной тайной, Митя много дней ходил как будто задохнувшийся, как будто он еле всплыл с большой глубины. Чужой силой он оказался втянут в то, что заварили взрослые. Что произошло – понятно, но как это случилось? Надо срочно разобраться, что они там натворили. И как жить дальше? В Митиной голове началась напряжённая работа. Он думал много дней, думал с утра до вечера. Отрешённость от того, что происходило вокруг, обернулась несколькими полноценными двойками в дневнике. Но огорчения они не вызвали. На Митю свалилась большая, а, главное, опять непонятная беда. Осмыслить её целиком сил не хватало, и он принялся осваивать беду по кусочкам. И в первую очередь было очень-очень важно всё то, что касалось его рождения. Настолько важно, что даже торопливый, на одном дыхании, рассказ Серёжки об увиденном в компании тупичковых ребят с верхушки высокого сугроба во дворе Чернышевских бань через плохо замазанное окно женского отделения, не увлёк Митю. В иное время эта самая жгучая сторона взрослой жизни загородила бы собой всё остальное. Но не сейчас. Он метался от одного предположения к другому, опять возвращался назад. В этих метаниях ничего разумного родиться не могло, а спокойно рассуждать не доставало выдержки, мешали эмоции и растерянность. Мысли скакали, разбегались и бесследно исчезали, как дробинки, просыпавшиеся из прохудившегося мешочка.