Размер шрифта
-
+

Романовы - стр. 3

?

Юровский развернулся на каблуках и обратился к трем большевистским солдатам:

– Проследите за сборами.

Обыска не было. Я зря сожгла дневники. Вместо этого они разрывали на части нас. С учетом болезни Алексея и пошатнувшегося здоровья мамы… возможно, мы последний раз вместе.

Вероятно, папа ощутил растущее во мне возмущение, потому что подхватил меня за локоть и повлек прочь.

– Пойдем, Настя.

– Они не могут разлучить нас! – прошипела я, едва мы оставили конвоиров позади. – Ты им не позволишь!

– Мы не в том положении, чтобы спорить.

– Но куда? Куда они отсылают тебя?

– Наверное, в Москву, на суд.

Мой гнев пылал ярче, чем страницы сожженных дневников.

– Будь прокляты эти большевики! Мне следовало бы продырявить подошвы всех их сапог!

– Вот почему ты должна остаться, Настя, – улыбнулся в усы папа. – Чтобы подбадривать всех своими проделками.

Я остановилась как вкопанная.

– Я должна остаться?! – Он уже все решил?

– Мне нужно, чтобы ты кое-что здесь сделала…

– Николай… – Мама догоняла нас быстро, но не теряя самообладания. Ее тревогу выдавали лишь хрупкие пальцы, сжимавшие потрепанный носовой платок. Папа подошел к ней.

Я тяжело зашагала прочь от них, от боли, предоставляя отцу возможность действовать как должно и принимать решения, требовавшие полной концентрации. Жаль, что ни одно из них не предусматривало склеивания моего разбитого сердца.

Но не только у меня оно обливалось кровью. Нам всем предстояло нести эту боль.

Я пришла в себя уже в комнате Алексея, сидя у его постели, в то время как он кашлял – слабое, тяжело дышащее создание.

Но это значительно лучше, чем мучительный отрывистый и сухой кашель, который на прошлой неделе стал причиной кровотечения и дал осложнение на почки.

Алексей и раньше шел рука об руку со смертью. Гемофилия никогда не обещала ему долгой жизни. Но когда Распутин еще был жив, он мог исцелить раны Алексея одним-единственным словом, даже из другого города, по телефонной линии.

Теперь же ничто не могло спасти брата, за исключением его собственного желания жить.

Это изменится, если я смогу больше узнать о колдовстве. Мне не терпелось взять немецкую книгу заклинаний и прочесть ее прямо под носом большевиков.

Кашель Алексея утих, и он взглянул на меня, слегка прищурив запавшие глаза.

– У тебя мрачный вид.

Я улыбнулась, успокоенная родным человеком, который понимал: шутка может прогнать даже самые тяжелые мысли.

– Это потому, что ты разленился и валяешься в постели, а мне приходится выполнять все твои обязанности по дому.

– Счастливая. Лениться невообразимо скучно. – Брат подмигнул, но это выглядело натянуто, он казался уставшим. – Ты, наверное, уже успела уморить моих бедных цыплят.

Страница 3