Рок умер – а мы живем (сборник) - стр. 45
– Склоняя голову перед тобой, наш дорогой товарищ и соратник, мы обещаем неуклонно следовать курсом нашей ленинской партии. Служить её делу – значит служить делу народа. Этот свой долг мы выполним до конца!
А где-то в Питере какой-то парень, чётко отделяя одно слово от другого, возмутительно-гениально откровенничал:
И после этого солдатики окончательно стали неинтересны, коробка с ними оказалась в нижнем ящике шкафа, где давно скучали кубики, конструкторы, лопатки; Денис с Димкой за один день шагнули из детства дальше – в осознанность и серьёзность. Важное включилось в мозгу, и там словно бы появилось огромное поле требующих заполнения клеток… Начались поиски странных, но таких близких, ожидаемых, помогающих взрослеть, понимать мир песен и тех, кто эти песни поёт. Ориентиры были даны в той же «Белой полосе»: нужно слушать «Аквариум», «Зоопарк», «Секрет», «Странные игры», «Кино», не нужно – «Землян», «Арабески», «Оттаван», «Эй-си – ди-си», хеви-метал. Этот альбом подарил им и множество незнакомых, но таких притягательных, наверняка с глубоким значением, слов: «флэт», «диск-жокей», «гопники», «урла», «буги-вуги», «Боддисатва»…
Песен было мало, братан Владьки предпочитал красивую музыку вроде «Аббы», а кассету с «Зоопарком» прислал, как сам объяснил в письме, «чтоб прикольнулись…». Да, песен было мало, и взять эти неведомые «Аквариум», «Кино», «Странные игры» было негде, пришлось сочинять самим. Вместо пластилина, подкопив, купили гитары за семь рублей; стали учиться играть, для лёгкости подбирая мелодию под свои слова. Чащин запомнил одну рифму из тех сотен, что у него тогда получились:
Казалось, не хуже, чем у «Зоопарка»…
Летом восемьдесят пятого, окончив восьмой класс, Владька уехал в Иркутск учиться на пожарного. Через год вернулся скрюченный, не узнающий знакомых, но с жадными, мечущимися глазами. Димка испуганно сообщил:
– Он маком колется!..
Побродив по городку, Владька исчез окончательно. И мама его куда-то уехала… А Денис и Димка начали совершать вылазки в более крупные города Сибири, нашли соратников, услышали вживую фузовую гитару, гипнотизирующий бой палочек по ударной установке, увидели человека у микрофонного штатива…
Почти пятнадцать лет Чащин жил этим, попадая то в джунгли общаг новосибирского Академгородка, то в питерское ПТУ, то в армию, то, очень редко, на сцену, скитаясь по раздолбанным вшивым сквотам, портя желудок паленкой и китайской лапшой, потеряв время, когда можно было поступить в институт, не научившись нормально общаться с девушками, не научившись жить, как нормальные люди… Чудом каким-то удержался на поверхности, не захлебнулся, не утонул в сладостной трясине протеста, не сгинул, как тысячи так называемых неформалов. Зажил более-менее достойно, спокойно, почувствовал в душе равновесие. И вот вдруг его потащили обратно – в глупое, бесполезное, опасное вчера.