Родовое проклятие - стр. 15
Избушка стояла на отшибе, дед бессменно сидел у оконца. Труженица Дора чуть не первой записалась в колхоз. Работала исправно, только уж больно молчалива была: ни подружек у нее, ни ухажеров… одним словом, была несознательная, как сама она оправдывалась, «по малограмотности». После работы норовила быстрее в свою избенку убежать, к больному деду. В селе как-то забылось, что дед ей не родной, что сама она сирота и родители ее принадлежали к враждебному классу.
А потом как-то само собой получилось, что у Доры объявился жених, что приехал он с Поволжья, спасаясь от голода, что он тоже, вроде как, сирота… И бумаги нужные нашлись, очень кстати. Да еще парень образованный оказался, а в селе учителя не было, так что все сошлось как нельзя лучше.
И никто ничегошеньки не знал, и даже не догадывались люди, что выживший из ума дед сидел у окна бессменно, чтобы, завидев какое приехавшее начальство из района – в черной коже, и тяжелыми маузерами на бедрах (а ведь наезжали, наезжали, голубчики, проверяли, искали, чистили…); так вот, дед не дремал, он тыкал своей стариковской клюкой в медленно выздоравливавшего зятя, благо до скамьи, на которой лежал болящий – рукой подать. И парень спешно поднимался и лез в подпол, откуда порой не выходил по нескольку дней.
А потом молчаливая Дора носила взятку в сельсовет, (припрятанные дедом золотые червонцы). Все тихо проходило, в таком деле болтать не выгодно было, никому.
Так и выжили.
Муж Доре справный попался: работящий, почти не пьющий, грамотный. Дом поставили на месте прежней избенки не как у всех, а двухэтажный, прежде не видывали односельчане таких крестьянских домов. Правда, дом только после войны построили, когда уже Сталина не стало.
А перед войной Дора с мужем двух сыночков прижила, почти погодков, вот младшенький – Виталий и стал отцом моего Сергея, названного в честь деда. Выходит, что Сергей внук графский и купеческий.
Сергей был совсем маленьким, когда дед умер, он едва помнит его. Только, говорит, больно злой дед был до женского пола. За неделю до смерти к соседке бегал огородами, чтоб значит, по-тихому. Дора уже и ругаться устала, только стыдилась возраста, да дивилась, как можно при такой болезни (ведь муж от рака умер), быть таким неуемным.
Нам – детям и внукам почти ничего не рассказывали. Те крохи и крупицы, что удавалось выведать у стариков, прочно оседали в памяти, наслаивались, выстраиваясь в произвольный рисунок жизни, больше похожей на легенду, чем на реальность. Только со временем, становясь старше, я научилась понимать и чувствовать причину, которая заставляла молчать моих дедов и бабушек. Они хотели, чтобы мы были счастливее их. Они думали, что лишая нас знания о трагедиях прошлого, смогут создать нам безоблачное будущее. Бедные старики!