Родная партия - стр. 35
– Понимаю… А есть возможность закрепиться в Европе?
– Пока не знаю.
– А в МИДе помощь не предложили?
– Это будет неприлично. На уровень ниже опуститься.
– И правда, как я не подумала… – Виктория Револиевна рядом с неизвестной девушкой превратилась в супермаму. – Но пробовать необходимо.
– Как у Андрея дела в комсомоле?
– После того, как Константин Устинович умер, мы обеспокоены дальнейшей перспективой. Пыталась выйти на контакт с Мишиным, но в ответ тишина. Пока. В комсомоле к нему стали относиться серьезнее, только пошучивают, что в бога поверил.
– Да вы что? – звонкий смех второго голоса.
– Не поверишь, но именно так. Знаешь, он уезжает на работу, а я сажусь на диван в его комнате, прямо на краешек, сижу и говорю: “Кто бы ты ни был, бог ли, человек ли, за изменение моего сына бесконечное спасибо”
– Андрей скоро вернется?
– Обещал не позже полуночи. Ты что, уже убегаешь? Хоть чай допей.
– Мне неловко, Виктория Револиевна…
– Не вздумай! Нет никакого повода для стеснения.
– Мне бы хотелось остаться, правда. Только трудно будет сдержаться. Его душить воспоминания начнут.
– Лира, ты для нас как дочь. Пожалуйста, останься.
Это имя…
Лира. Лира? Лира! Неужели та самая несостоявшаяся жена?
От удивления рука скользнула со шкафа, зацепив пуговицами рукава корешок книги; Владимир Ильич Ленин полетел вниз, шлёпнулся со слоновьим грохотом. Виктория Револиевна охнула.
“Ах, Ильич, за что?”, – возмутился я.
– Андрюша? Это ты?
– Да, он самый, – пришлось выйти из сумрака. – Доброй ночи.
Мать “Андрея Ивановича” сидела за столом, а девушка, с которой она общалась, уперлась спиной в подоконник. Тонкая фигура, возможно, слишком тонкая для того, чтобы засчитать красивой. Широкая черная повязка на голове оголяла высокий лоб, а почти что белые волосы были хорошо “нахимичены”. Узкое лицо. Темная помада. Вся контрастная.
Я не знаю этого человека, но следовало бы изобразить какую-то обескураживающую эмоцию. Какую? Отвращение? Гнев? Если “Андрей Иванович” запрещал даже упоминать её имя, то крайне маловероятно, что между ними сохранились хотя бы остатки отношений. Однако девушка всё же рискнула и пришла. Во всём непонятном мозг ищет сакральный знак.
Мама, мне надо было идти в театр, а не в историки.
– Лира? – спросил я, сурово глядя в её светлые глаза.
– Да, она самая, – девушка улыбнулась, одновременно сложив руки на груди.
Виктория Револиевна, как бы остерегаясь плохого, быстро подошла ко мне и крепко обняла; незаметно в объятии принюхалась к моему дыханию. Подняв голову и показав довольную улыбку, она тут же бросилась во множестве извинений и просьбах отпустить её к мужу: