Ринг за колючей проволокой - стр. 27

– Брехня это.

Сашка удивленно поднял брови. Андрей горячо зашептал Косте, пересыпая свою речь ругательствами:

– Не верю я, что хошь делай, не верю. Фашисты, подлюги, всегда фашистами останутся, мать их за ногу да об стенку.

Из всей группы, в которой находился Андрей, человек пятнадцать шагнули вперед. Бурзенко видел, как второй эсэсовец, тот, что с низким лбом, криво усмехнулся и подал знак рукой. Командиров сразу же окружили солдаты и повели мимо ворот Бухенвальда. Некоторые из оставшихся с открытой завистью провожали их взглядами. Везет же людям… Никто даже и не подозревал о том, что они уходят в свой последний путь.

Андрей толкнул незаметно Костю: смотри, фашист говорить собирается. Костя поднял голову. Лагерфюрер выступил вперед. Моряк дернул за рукав Пельцера:

– Слушай повнимательней.

Тот кивнул головой.

Но лагерфюрер Макс Шуберт заговорил на ломаном русском языке.

– Русских зольдат! Культурный страна Гросдейчланд любил порядка и дисциплин. Это надо знайт. В Бухенвальд есть добший здоровья дух. Бегайт не надо. Я не советуйт, будет мама плакайт, – и Шуберт пальцами изобразил пистолет, – пуф-пуф! Никто еще не убегайт из политише лагерь Бухенвальд. Наш лозунг: арбайт, арбайт унд дисциплина. Форштейн?

– Соотечественники, будьте благоразумны, – добавил к словам Шуберта Кушнир-Кушнарев, – герр лагерфюрер дает вам хороший совет.

Эсэсовские офицеры ушли. Вслед за ними кошачьей походкой поспешил и старик.

– Шкура, – Андрей смачно сплюнул.

Костя пропел вполголоса:

– Начинаются дни золотые…

И, сделав паузу, добавил:

– Держись, братишки!

Голод и усталость давали о себе знать. Узники тревожно оглядывались. Неужели о них забыли? Уже больше двух часов стоят они перед канцелярией. Солнце немилосердно жжет. Людей совсем разморило, они обессилили.

Андрей чувствовал, как начинают дрожать ноги. Кружится голова. Он стиснул зубы. Тошнит. Кажется, нет конца этой пытке…

То там, то здесь в застывшей колонне заключенных раздаются отчаянные вскрики, глухой удар падающего тела. Тем, кто упал, солдаты не разрешают подниматься. Несчастные лежат на теплой каменной мостовой, ожидая решения своей судьбы. Но они уже обречены. Их ждет крематорий.

Новички даже не догадываются о том, что идет «естественный отбор». С циничным хладнокровием гитлеровцы проводят это страшное испытание: слабые и немощные – от них нет никакой пользы – должны погибнуть, а сильные, крепкие должны еще поработать на фюрера, отдать свои последние силы, свое здоровье.

Наконец приходит офицер и, взглянув на ручные часы, командует:

– Бегом!