«Мы будем смеяться и петь до рассвета
И Вакху хвалу возносить в небеса,
Пусть страшная смерть будет в песне воспета,
Смерть зверя-Пенфея – зловонного пса!
Он в женской одежде пытался прокрасться
Надеясь, что жало змеи утаит,
И шёл за быком, чтоб до места добраться,
Но бык этот вёл его прямо в Аид.
Менады из Фив, ваша песня пустынна
В ней горе хоронит остатки любви,
Там мать убивает любимого сына
И руки свои обагряет в крови!
Пенфея дворец мать-Агава обходит
Но взором безумным его не находит.
Твой пир подготовлен, о, Эвий, Эвоэ!»
На сцене появилась толпа актёров, изображающих фиванских вакханок. Среди них был и главный актёр, играющий Агаву.
– А это кто? Не вижу под маской. Новый актёр? – тихо спросил Ород.
– Да, грек из Афин. Зовут Ясон Траллиец. Хорошо играет, – прошептал Артаваз и замолчал, так как на сцене уже началось тринадцатое действие. Ород одобрительно кивнул головой.
Агава остановилась посреди сцены и стала ждать, когда народ бросится её приветствовать. Но при виде её окровавленных одежд хор замолчал, танцоры остановились в разных позах, не успев закончить танец, и обратили свои взоры на главную героиню. Агаву встретила другая героиня, Корифейка. Она обратилась к окружавшим её людям:
«Я вижу, Агава идёт по дороге
Она уже близко подходит к дворцу,
Они там, в горах пели песни о боге
И вам почитать её тоже к лицу!»
Полуголая Агава, дико озираясь, направилась к лидийским вакханкам:
«Вакханки из Азии, вас призываю!»
Одна из лидийских вакханок с отвращением ответила ей:
«Зачем ты зовёшь нас? Уж лучше уйди!»
Агава показала ей голову своего сына Пенфея и запела:
«Цветок этот, срезав в горах, посылаю
Добычу счастливую вам впереди!»
«Ликуешь ты, вижу! Трофей очень свежий».
«Его я поймала без всяких сетей
Смотрите, ведь это же львёнок…»
Корифейка:
«И что же?
В какой же глуши ты нашла свой трофей?»
«Киферон, ты сказала?
Какой Киферон?»
Агава:
«Он его и убил!»
Корифейка:
«Так чья же добыча, скажи мне сначала?
Кто первый ударил, а кто лишь добил?»
«В горах совершила я подвиг для славы
Где только лишь боги да птицы живут!
Да, это мой подвиг, «счастливой Агавы» —
Меня здесь так все меж собою зовут».
В этот момент справа от сцены раздался какой-то шум, актёры занервничали, хор повернул головы в ту сторону и на сцене неожиданно появился грязный и взлохмаченный человек. Судя по одежде, это был парфянский воин. Ород тоже не сразу узнал его. Тот был в потрёпанной накидке, на складках темнели следы глубокой пыли, к тому же, на голове у него был странный шлем, не похожий на шлемы парфян или кочевников. Это шлем римского легата! И на сцене перед ними сейчас стоял Эксатр. Ород с трудом узнал его. Воин поднял над головой почерневшую голову и руку, после чего сделал страшное лицо и крикнул, грубо коверкая греческие слова актёра:
