Ричард Длинные Руки – фрейграф - стр. 15
Ангелхейм поднялся, тяжело дыша, вломился в кусты, как носорог, у которого со зрением проблемы. Некоторое время там шумело, пыхтело, постанывало, наконец маркиз выбрался обратно, в руке мой меч, стальное лезвие в крови по самую рукоять.
Подскакал на горячем коне Ульрих, огляделся, остро сожалея, что все закончилось без него.
– Здорово вы его, маркиз!
Ангелхейм поморщился.
– Я только меч выдернул… кое-как. Наш сюзерен засадил ему в бок по самую рукоять. Насквозь, как жука.
Ульрих повернулся ко мне:
– Как вы это сделали?
– По звуку, – ответил я. – Он же топал, пыхтел, и кусты шевелились.
Ульрих с сомнением покачал головой, но промолчал, Ангелхейм спросил жадно:
– Научите?
– Есть и получше вещи, – сказал я нравоучительно, – чему стоит учиться. Вы читать-писать пробовали?
Дорога сделала поворот, в узком месте между двумя скалами пятеро неизвестных ждут нас на коленях. Легкие всадники Герцеля с ним во главе окружили их и с ожиданием смотрят на меня.
– Наши раненые есть? – спросил я.
– Да, – ответил сэр Герцель нехотя. – Если вашей светлости будет угодно…
Раненых уложили под скалой в тени, я так и понял, что рассчитывают на мое умение заживлять раны, хотя сказать такое вслух не решаются: не дело гроссграфа заниматься врачеванием, как простому лекарю.
Я быстро прошелся вдоль ряда, касаясь то лба, то обнаженной груди, это надо в первую очередь, есть такие, что не проживут лишнюю минуту, вернулся, поеживаясь от холода, к пленным.
– Кто такие?
– Люди барона Руаяля, – объяснил сэр Герцель. – Верны своему господину, хоть и знают, что тот убит.
– Даже у такой сволочи, как Руаяль, – сказал я, – в этом мире есть верные люди. Хотя вообще-то не должны. Это собака верна своему хозяину в любом случае, каким бы тот мерзавцем ни был! И она не виновата. Но человек не должен уподобляться…
Один из стоявших на коленях вскричал:
– Погодите! Что вы хотите? Я – рыцарь! Я благородный человек! Я верен своему сюзерену!
– С благородных спрашиваем вдвое, – отрезал я. – Сэр Ульрих, распорядитесь… Это теперь моя земля, а эти люди – преступники. Поступайте с ними, как положено.
Пленный рыцарь понял, что верность осталась неоцененной, прокричал, безуспешно вырываясь из рук стражников:
– Но как же милосердие? Вы же говорили о милосердии!
Ульрих и Ангелхейм посмотрели на меня в изумлении. Я переспросил заинтересованно:
– Я говорил?
Пленник помотал головой.
– Церковь говорит! – выкрикнул он торопливо. – Церковь глаголет о милосердии! А вы же церковник!
– Эра милосердия придет, – пообещал я со вздохом, – когда постареют люди и опекающая их церковь. Но я молод, а молодость живет справедливостью. Церковь тоже, слава Богу, еще молодая, злая и малость безрассудная… Эй, этого повесить, остальных зарубить на месте. И… поехали, поехали дальше.