Резервация 2 - стр. 17

Не открывая глаз, Мирра щелкнула кнопкой на приборной панели. Свет в салоне погас и глазам стало невыносимо больно от темноты. Аня зажмурилась, сжав кулаки. Забыла, насколько темными бывают ночи здесь, в Резервации. Попривыкнув к тьме, залившей автомобиль, она приоткрыла бардачок и вытянула тяжелый револьвер к себе на колени. Все, что ей нужно было сейчас, это не уснуть. До первых лучей рассвета, когда округа станет различимой, и можно будет ехать дальше. Тогда она сможет поспать.

Есть места, – подумала Аня, – где все меняется, переворачивается с ног на голову. Как в зазеркалье у Алисы из той дурацкой книжке. Вопрос лишь в том, где реальность, а где сновидения. Тут, в гетто, или там, за стеной? Какой мне хочется быть – безропотной серой мышкой или сильным воином, который никогда не опускает головы?

Она провела пальцами по шершавой рукояти пистолета. И посмотрела на Мирру. Кажется, женщина спала, прислонившись головой к боковому окну автомобиля.

“Теперь – я ее единственная надежда выжить. Выбраться отсюда…”

Эпизод 2

Маккензи достал из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенный носовой платок. Протер им вспотевшее лицо и, скомкав, сунул обратно. Он был неуклюжим медведем, с самой школы не умел чертить прямую даже по линейке. Жена никогда не требовала от него складывать аккуратные стопки одежды или нарезать кусочки хлеба, не оставляя при этом горы крошек на ламинированной столешнице. Или эти дурацкие платки в полоску – укладывать уголком к уголку. Это всегда оставалось ее стороной медали, со временем превратившейся в ритуал в то время, как для него это были всего лишь платки. И когда они ссорились, Маккензи со страхом открывал шкаф, представляя себе хаос и беспорядок в своих не глаженных, не выстиранных вещах. Его страшила мысль о том, как беспомощно он будет рыться в горах одежды, судорожно перебирая рубашки и галстуки, пока не свалится рядом с сердечным приступом. Но, как бы супруга на него не злилась, поутру одежда была аккуратно сложена и выглажена, на плечиках висели рубаха и брюки с галстуком, а носовой платок в кармане пиджака был свернут уголком к уголку. Она никогда не заставляла мужа делать то, чего он не умел, что становилось для него мучительной обузой. Но за это она просила считаться с ней. С ее мнением. Всегда. И когда этого не происходило, в семье возникали ссоры. Вчера все пошло по накатанной – жена не хотела, чтобы он уезжал, а он мямлил что-то о долге перед родиной. Маккензи сам не верил в эту чушь, но как он мог оправдаться перед супругой, если сам не знал, почему должен ехать? Не понимал, почему из всего Совета Безопасности выбрали именно его.