Рельсы на небеса - стр. 17
– Н-да, – парень постучал пальцами по столу и улыбнулся в своей непонятной манере, – я надеялся, что хоть здесь повезет – попутчица достанется напоследок веселая, а тут… никакого просвета.
И тут я не выдержала.
– А почему вы все время мне грубите? – Мой голос дрожал, а в глазах снова появились предательские слезы. Я старалась дышать поглубже – слышала, что так можно заставить слезы уйти обратно. – Почему?
– А разве я грублю? – довольно искренне удивился попутчик.
– Конечно. – Я не смотрела на него. – Конечно, грубите – «тыкаете» все время, обзываетесь…
– Ну, прости, детка, я не хотел. Просто… – он замолк на какое-то мгновение, а затем продолжил: – Так вышло.
Ни капли раскаяния, сожаления или искренности в его словах не слышалось. Насмешка и что-то еще. Злость, что ли, какая-то. Ну и пусть! Чего же это постельное-то так долго не несут?! Скорей бы уж закончить этот бессмысленный разговор.
– Тебя как зовут-то? – Ну совсем не мог молчать парень. Я даже не понимала – пьян он или нет. Запаха алкоголя нет, пиво стояло нетронутое, координация движений у него не нарушена, а вот какая-то неестественная веселость и то ли нервозность, то ли взбудораженность чувствовалась. Может, он наркоман? Ну тогда вообще пиши пропало. Пойду к проводнику и попрошу перевести меня куда-нибудь на другое место. Вагон, слава богу, не был переполнен. Только как все про него узнать? Я вспомнила, как однажды мы с друзьями направлялись куда-то, и к нам подошел молоденький парнишка. Он спросил что-то у одного из наших ребят, тот объяснил. А потом сказал, что незнакомец был наркоманом. Я еще спросила, откуда, мол, ты знаешь? Друг посмеялся и объяснил, что взгляд у наркомана обычно будто прозрачный, не фиксирующийся на предмете. А у моего соседа, интересно, такой?
– Чего молчишь? Как звать-то тебя, детка?
– Лена. – Я говорила осторожно, стараясь не глядеть на него – боялась увидеть «прозрачный» взгляд.
– Даже зовешься ты как-то скучно. – Парень не мог скрыть своего разочарования. А меня вдруг разобрала самая настоящая злость. Ведь попросила же не грубить!
– Можно подумать, ты – Пантелеймон! – Я старалась говорить презрительно, не задумываясь ни об изощренности, ни об интеллигентности своих слов.
Парень какое-то время удивленно-весело смотрел на меня, а потом начал хохотать.
– Белье, пожалуйста, – проводница бросила на полку два запечатанных пакета.
Ее вежливые слова нисколько не сочетались с ее интонацией и уж тем более с ее швыряющим жестом. Я вдруг поймала себя на мысли, что странная какая-то складывается обстановка. Я всей кожей ощущала какой-то резкий диссонанс. Странное, не явное, не кричащее, не бьющее в глаза, но от этого не менее болезненное ощущение несоответствия слов и взглядов, действий и интонаций, поступков и желаний. Противоречие между видимым и ощущаемым. Наверное, я слишком много сегодня думала о том, чего не случилось. Надо ложиться спать. Завтра будет новый день, завтра мне целый день бегать по Москве, и документы нужно отнести, и посмотреть что-нибудь хочется, и даже просто походить по городу.