Реквием Падшего Ангела - стр. 3

меня, я тоже навсегда запомнил. А ещё я помню то, что мои руки тогда выглядели крупнее, а кожа была странного цвета…

Из того дня я вынес очередной урок – я должен научиться контролировать себя. Во что бы то ни стало.

…Мне примерно четырнадцать.

Пусть я и узнал, что родители не мои родные, однако других я не знал. Отец смог найти в себе силы и перебороть зависимость, стал нормально относиться ко мне и матери, больше зарабатывать, мы даже переехали в район посолиднее, что означало только то, что наркотики тут «поэлитнее» и покачественнее, а бедняков немного меньше.

Казалось, жизнь налаживается.

Мне даже понравилось учиться, пусть шансов поступить в академию, если только не военную, у меня не было: для этого моим родителям нужно было бы зарабатывать в десятки раз больше, но тогда я ещё лелеял надежду, что смогу сам заработать на обучение, вырваться из клоаки бедных районов и вытащить из неё родителей. И я никогда не стану, как большинство остальных здешних жителей – наркоманом, бедняком или бандитом. Или всем вместе взятым.

Я отчетливо помню ту яркую мечту о том, как я получаю приличное образование, престижную работу и переезжаю в те огромные небоскребы в элитных районах, перевожу туда и отца с матерью, которым больше не надо работать по двенадцать-четырнадцать часов.

Странно. Почему я до сих пор помню об этом?

…Мне шестнадцать.

Родители наконец-то рассказали всю правду о таблетках: зачем мне их давали, и для чего они были нужны. Я оказался не таким, как родители. И, чтобы сдержать в детстве и юношестве, когда, если простым языком, психика ребенка только формируется, рвущуюся наружу ярость, свойственную всем высшим, мне давали специальное успокоительное, рецепт на который смогла как-то сразу после моего рождения достать моя мать. Так же я узнал, что всё это время она присылала им денег для меня и не только на лекарства. Радовался ли я, что у меня есть родная мать, она жива и даже как-то заботилась обо мне? Нет. Я даже не спросил, как её зовут. Она была для меня чужой. Желание встретиться с ней и поговорить, выяснить, зачем она меня оставила незнакомым демонам тоже не возникло. Осознание, что я высший, тоже не сильно обрадовало меня. Я был довольно смышленым пацаном и понимал, что неспроста меня так тщательно и ото всех прятали: были на то крайне веские причины. Та, что родила, ведь не бросила меня посреди улицы, давала родителям деньги, озаботилась найти лекарство, скорее всего, подкупила врача, а это значит – хотела сберечь. Да и ходили слушки, что высшие от своих ублюдков всегда избавляются. Любыми способами и так, чтобы не осталось от них следа. Отсюда я сделал закономерный вывод, что я незаконнорожденный, и если раскроется моя тайна – меня убьют. А мне жить хотелось.