Реформация. Полная история протестантизма - стр. 20

Другая важная черта, отличающая север и юг, была отмечена в исследовании множества книг, изданных для духовенства как образец проповедей о покаянии. Эти книги хорошо продавались по всей Европе в XV веке: верующие особенно требовали проповедей в дни Великого поста и ожидали, что духовенство будет побуждать их к правильной исповеди. Однако в Северной и Южной Европе бестселлерами становились разные книги: пусть и те и другие повествуют о покаянии, акценты в них совершенно различны. На севере в центре внимания проповедника – сами кающиеся, непрестанная необходимость в покаянии, важность истинного раскаяния и радость от исповеди; исповедник исполняет роль судьи, оценивающего искренность этого трудного дела. На юге больше внимания уделено роли священника – в нем видят врача или посредника благодати в отпущении греха, и проповедник не настолько обеспокоен тем, чтобы побуждать мирян к активным действиям [11].

Значение этого контраста вот в чем. Вера севера, средоточием которой было Чистилище, воспитывала такое отношение к спасению души, когда грешник искупал свой грех, возмещая его добрыми делами: одно, за ним другое, третье, и так, благодаря заслугам, можно было сократить срок пребывания в Чистилище. Иными словами, для своего спасения можно было что-то сделать – и именно на эту доктрину с 1517 года так ополчился Мартин Лютер. Возможно, именно разница в том, как относились к спасению души в Северной и Южной Европе, покажет, почему та критика, с которой Лютер обрушился на некоторые особо возмутительные проявления «душевно-молитвенной индустрии», оказала на севере гораздо больший эффект, чем на юге. Лютер говорил европейцам Севера, что те богослужения, обряды и молитвы, которые приносили им глубочайшую радость, и те пути, которые, по уверениям духовенства, вели к спасению и облегчали путь к нему, были всего лишь уловками, игрой на доверии. А в странах Средиземноморья, где «индустрии Чистилища» уделяли не так много внимания, эта весть особого интереса не вызвала и никому не показалась важной.

Впрочем, даже в Северной Европе религиозная жизнь была далека от единообразия. В разных местах чувства и рвение, заставлявшие людей вовлекаться в систему, проявлялись с разной силой. Ральф Хоулбрук, изучив сотни английских завещаний эпохи позднего Средневековья, выяснил, что в Норфолке очень многие оставляли деньги тем гильдиям или братствам, которые непрестанно молились за умерших и совершали Мессы ради них; и напротив, подобного почти никто не делал в Бакингемшире или Беркшире (где были так сильны лолларды, что у местных, вероятно, сами собой возникали сомнения во всей «индустрии Чистилища»). А может, люди просто устали от постоянных дел, которых требовала старая система, и были только рады новой вести, гласившей, что все изменилось. Исследования, проведенные в Йорке, Солсбери и Восточной Англии (в Норфолке и Суффолке), очень далеких друг от друга, показали, что в 1510-х и 1520-х годах число гильдий заметно сократилось, а в Восточной Англии, где традиции соблюдались ревностнее всего, к началу XVI века уже, по всей видимости, завершились самые важные проекты, связанные со строительством церквей [12].