Речная соната - стр. 46
Подошла хромая девочка и протянула руку.
– Дай.
– А мне что за это будет? – огрызнулась я.
– Сказка!
Я отломила приличный кусок хлеба и повертела у девочки перед лицом, но в руки не дала.
– Скажи, где Жаба живёт.
– На болоте, ясно дело! Давай хлеб!
– Как до неё добраться?
– Тебе почто?
Я прикрыла глаза и выдохнула. Как же меня раздражала эта их местная манера вместо ответа задавать вопрос!
– Шебуршицу ловить будем!
Девочка прыснула. Смеялась она не так, как городская Армина, не фейерверком радости, а тихонько, в кулак, как будто покашливая.
– Как ты её поймаешь, она через все преграды проходит! Это она тебя – хвать!
Девочка попыталась выхватить хлеб, но я оттолкнула её, встала во весь свой немалый рост и подняла руку. Я сама себя не узнавала – тётушка бы сейчас запричитала, что я веду себя кошмарно и низвожу себя до уровня этого невоспитанного ребёнка. Но тётушкин голос был навеки изгнан из моей головы, а я была слишком голодной и злой, чтобы просто так жертвовать обедом и, вероятно, ужином.
– Ну да-ай! – ныла девочка, а я на её глазах отломила кусочек и сунула себе в рот.
– Так что там с Жабой?
– Я бы не пошла! Наплетёт всякого, распущай потом!
– А я не спрашиваю, пошла бы ты или нет! Мне как дойти?
– Через Ослиную рощу, – девочка махнула в сторону леса, – пройдёшь к старому кипарису. В сторону ветвей иди, пока к болотам не выйдешь. А там уж мостки есть, не заблудишься. Хлеб давай!
Я опустила руку, девочка выхватила буханку, отскочила и тут же стала запихивать в рот, как будто не ела сутки. Мне стало её жалко. И стыдно за себя. Я-то избалована кулинарными экспериментами Эллы, а у них тут вряд ли даже яблоки растут…
– А зовут-то её на самом деле как?
– Так я тебе и сказала! – с набитым ртом ответила девочка.
Я отломила половину от оставшегося куска хлеба и отдала ей.
– Не знает никто! Она ж травница, ей имя беречь надо. А тебе вообще даже из деревенских никто своё имя не скажет, ты чужая.
Я не поверила:
– А староста как же?
– «Нун» значит «теперешний», ясно?
Всё мне было ясно. Я отряхнула плащ от крошек хлеба, поборов желание собрать их все и съесть, и направилась к Ослиной роще.
Лесок только издалека казался редким. Между тонких берёзок и осин росли кустарники и пробивались высокие травы, уже засохшие, и, если бы не протоптанная дорожка, кое-где даже присыпанная камешками, пройти было бы затруднительно. Правда, она была покрыта опавшими листьями, потемневшими и скользкими, под которыми скрывалась размокшая глина. Мои сапоги во время утренней прогулки покрылись корочкой грязи, так что новый слой уже не мог им повредить.