Речная соната - стр. 45
Старушка, внимательно наблюдавшая за переменами в моём лице, неожиданно вздохнула.
– Эх… Не стала бы говорить… Но у тебя, видать, в сердце интерес. Ты хоть и из этих, но не подослали тебя. Ты… – старушка перешла на совсем уж тихий шёпот: – Ты к Жабе сходи.
– Кто это? – от возродившейся надежды у меня бешено застучало сердце.
– Травница наша. Дикая совсем, на болоте живёт. Там, по правде, все наши травницы испокон веку жили, все как одна на жаб похожи. Видать, другие в сырости не приживаются!
Старушка тихонько рассмеялась своей шутке. Мне же было не до смеха. В мои планы не входило, что меня выпрут из деревни. Экипаж пойдёт обратно лишь вечером следующего дня, и я рассчитывала переночевать у старосты.
– А у неё остаться на ночь можно будет? – нерешительно спросила я.
– Спать на болотах! – воскликнула старушка и тут же, опомнившись, зашептала: – И думать забудь!
– Что, повешенник придёт и укусит за бочок? – хмуро спросила я.
Старушка, конечно, не поняла.
– Знаешь… Ткачиху нашу найди. Она у дальних ворот живёт. Скажешь, что я послала – пустит. Не любит моего сынка, всё наперекор творит. Только рукой своей не маши. Тряпкой замотай, что ль…
На этом старушка, не прощаясь, захлопнула окно.
Я осталась одна среди сияющей серости. Солнце несмело выглядывало из прорех в облачном полотне. Туман разбежался, лишь оборванными клочьями стелился у холмов. Обойдя деревню по периметру, я нашла то, что считалось дальними воротами – покосившаяся двустворчатая калитка держалась на каких-то обрывках верёвки. За оградой паслись козы и несколько овец. Дом ткачихи я опознала сразу – он здесь стоял единственный, накренившись набок, в отдалении от остальных. Мне дико не хотелось заходить, и я решила послушаться своих ощущений – ведь я же из этих! Может, это во мне колдовские силы проснулись! В конце концов, если Жаба не пустит ночевать, я вернусь и попрошусь к ткачихе.
Ориентируясь на детские голоса, я покинула границы деревни и вышла к дорожке, с которой и началось моё знакомство с Мёрзлыми топями. Дети играли в местные салочки. По крайней мере, так это выглядело. Я уже не была уверена ни в чём, что касалось детей в этом мире. Присев на поваленный ствол дерева, лежащий у обочины, я достала буханку хлеба и принялась отщипывать по маленькому кусочку, чтобы растянуть свой скудный обед.
Обнажённый, трепетал последними жёлтыми листьями редкий лес. Как ни парадоксально, без молочного покрывала местность выглядела ещё унылее. Утром и правда можно было бояться того, кто в тумане ходит. Сейчас же было очевидно, что ходила в нём только я. Вот через это самое поле, которое не казалось больше бесконечным. Правее в прозрачной дымке высился силуэт мельницы и других хозяйственных построек, у одной из которых толпились люди – очевидно, курятник.