Разыскания в области русской литературы ХХ века. От fin de siècle до Вознесенского. Том 1: Время символизма - стр. 108

Итак, вопроса быть не может – уйти ли Вам? Я почти уверен, что без Вас никогда не придет к нам Философов. Вы неизбежный путь его к нам. И мы все уже настолько любим его, что без него нельзя нам быть. И зрителем мы его допустить не можем. Какой он «оглашенный»! Какие мы «священники»! Или ничего нет, или мы все равны, и даже не равны, а самые последние (поздние) должны оказаться самыми первыми380. Это не «смирение», – а логика, математика.

Вот насчет Гиппиуса381 и Бакста есть сомнения: если Философов уйдет, то почти наверное навсегда, ибо он действительно, как Вы сказали, «стар», и действительно страшно за него.

А Гиппиус, пожалуй, слишком молод и у него жесткость и кислота неспелых плодов, – просто ему, может быть, надо полежать. Если он уйдет, то почти наверное вернется, и тогда будет зрелый. Но, конечно, лучше бы и он не уходил, особенно теперь, для Философова. Бакст уже религиозный человек, как все евреи. Думаю, что он никогда окончательно не будет наш, но он может быть долгое время очень полезен и дорог нам, даже стоя около нас, почти против нас. Но не мешает ли он Философову? Как бы их примирить.

Знаете ли, – несмотря на почти невыносимую аскетическую мучительность вчерашнего вечера, он все-таки оставил во мне глубокое и сладостное чувство. Все чудится мне, что кто-то при дверях, на пороге другой комнаты действительно стоял и хотел войти382. И теперь от нас зависит, чтобы Он вошел.

А «искушения» даже вовсе не было, думаю, что в этом смысле искушения и никогда не будет, по крайней мере, для меня. Тут помогает мне мое сознание и некоторое знание: из-за чего же Нитче погиб так жалко, так стыдно: второй раз на этом сойти с ума нельзя! Думаю, что «приживальщик» с «хвостом, как у датской собаки»383 измышляет для нас какие-нибудь более хитрые искушения.

Чувствую себя совсем больным от вчерашнего, но очень бодрым и надеюсь, что приду сегодня к Розанову384.

Верю, что не надо говорить, – что Вы сами чувствуете, что мы, я и З.Н., любим Вас.

А что делать с Перцовым385? Не виноваты ли мы перед ним? И если так, то как бы это исправить? Он мне, право, даже и мил, как родной!

Дорогой Вальтер Федорович, умирает или уже умер Л.Толстой386. В моей статье есть выражения, которые можно употребить о живом, но не о мертвом. Ввиду этого, пожалуйста, пришлите мне еще раз корректуру следующего, т.е. Июльского номера387. Я исключу то, чтó теперь не подходит. Это необходимо до такой степени, что лучше задержать номер или даже