Развод. Ты (не) заслуживаешь прощения - стр. 30
Мои брови взлетают, но, вовремя вспоминаю о присутствии Павла, поэтому просто киваю и прощаюсь.
Пока мы с водителем выходим из кафе, мучаюсь вопросом: “Неужели, Милена все поняла?”. Но даже если нет, сложно было не заметить напряженную атмосферу, которая появилась за нашим столом с появлением Павла.
Всю дорогу до дома кручу в голове слова Миланы. Она предложила мне уехать с ней? Я не ошиблась? А что если согласиться?
Как представлю, что смогу вдохнуть полной грудью вдали от родителей, мужа, страшных событий, которые произошли в этом городе, по коже пробегает волна трепетных мурашек, а в животе от предвкушения начинают порхать бабочки.
Вот только есть один момент, который меня останавливает — мой малыш. Душа его живет Москве. Место, куда я могу прийти, чтобы навестить его, находится здесь. Все воспоминания, связанные с ним тоже здесь.
Если я уеду, то лишусь последней связи с сыном. У меня даже фотографии Димочки нет…
Озарение обухом бьет по голове. Почему это нет? Я же начинала вести альбом “с первых дней”. Конечно, на них только я, но… Малыш был во мне! А еще же УЗИ! Точно! Оно должно быть в альбоме! Миша же не мог его выбросить, правда?
Из-за томительного ожидания, пока мы доберемся до дома, меня бросает то в жгучее предвкушение, то в панический страх. Толком не могу ни на чем сосредоточится. Все мысли крутятся вокруг альбома. Если у меня будет хоть одна связь с сыном, возможно, я смогу избавиться от ощущения, что бросаю его.
Как только машина останавливается у дома, сразу же выпрыгиваю из нее, быстро поднимаюсь по входной лестнице, захожу в холл и иду по коридору в сторону гостиной. Только до нее не дохожу. Останавливаюсь у кабинета мужа, ни о чем не думая, залетаю внутрь — направляюсь к резному шкафу, со стеклянными дверцами сверху и большими ящиками снизу. Огибаю кожаные кресла, дубовый стол, краем глаза замечаю коричневые стены.
Все, о чем могу думать — альбом.
Я его само туда положила еще до… происшествия. По идее, он там и должен остаться. Вот только, когда дергаю за ручку деревянной дверцы внизу, она не поддается.
Хмурюсь.
Мы никогда не запирали этот шкаф.
Плохое предчувствие разливается внутри. Разворачиваюсь к столу мужа. Открываю один за другим выдвижные ящики, пока не нахожу связку ключей. Подбираю их, и, в итоге, замок щелкает. На верхней из двух полок, рядом с тремя тубусами, под черной папой замечаю розово-голубое “пятно”. Облегченно выдыхаю — не выбросил. Может, что-то человеческое в муже все-таки осталось?
Тянусь к альбому, вытаскиваю.
Черная папка соскальзывает с полки, падает к ногам, распахивается — содержимое веером рассыпается у ног. Сажусь на корточки, собираясь собрать листы обратно, но застываю.