Развод. Ошибка прошлого - стр. 27
Последние силы покидают меня, и я прислоняюсь спиной к стене. Упираюсь руками в бедра. Дышу глубоко. Через рот. Пытаюсь унять дрожь.
Серые стены отлично отражают мое состояние. Чувствую, что разваливаюсь. Кажется, ткни в меня сейчас пальцем, и я рассыплюсь на песчинки. Сил едва хватает, чтобы не осесть на пол. А в голове крутится только один вопрос:
«Когда Глеб стал таким жестоким?»
Ответ на него я могу получить только если вернусь и спрошу лично.
Резко выпрямляюсь. Но вместо того, чтобы открыть соседнюю дверь, иду к той, что напротив. Еще одну встречу с мужем сегодня я не вынесу. Мой разум скажет мне «прощай», точно так же, как я выдала Глебу всего пару минут назад.
Помощница Леши что-то набирает на компьютере и не пытается остановить меня, когда я без стука врываюсь в кабинет брата.
Леша отрывается от экрана и не высказывает ни капли раздражения из-за моего внезапного появления.
— Вы поговорили? — он откидывается на спинку кресла и крутит шей, прежде чем, прищурившись, уставиться на меня. — Что с глазами?
Подхожу ближе. Хватаю сумочку. Изо всей силы сжимаю ремешок в руке. Ногти впиваются в ладонь, и это помогает немного контролировать эмоции. Хочу проигнорировать вопрос брата. Уйти без оглядки. Попытаться привести мысли в порядок, чтобы не наговорить лишнего, но один вопрос мне все-таки не дает мне покоя.
— Почему вы не сказали мне, что Валентина Леонтьевна умерла? — впиваюсь в брата гневным взглядом.
Глаза Леши сначала расширяются, а потом сужаются до щелочек. Он чешет затылок, а на его лице появляется виноватое выражение.
— Прости, ладно? — Леша поднимается, хочет обойти стол, но я вытягиваю руку, останавливая его. — Я хотел сказать, правда. Помнишь, прилетел к тебе? Но ты выглядела такой разбитой. Похудела. Лицо осунулось, на нем больше не было красок. А глаза… они показались мне пустыми. Или даже безжизненными, — брат вздыхает, но взгляда от меня не отводит. — Казалось, что еще один удар, и мы потеряем тебя навсегда.
— Кто мы? — смотрю на него строго, пристально.
— Мы же звонили родителям. Или ты забыла? — Леша трет шею. — Ты в туалет ушла, а я спросил у них говорить тебе или нет. Мама с папой умоляли этого не делать, потому что видели то же, что и я — тень от своей дочери.
Я помню тот день. Он был одним из «светлых». Именно тогда я задумалась о том, чтобы вернуться в Россию. Все-таки дома и родные стены могут помочь исцелись . Но я столько трудилась, лишь бы получить стипендию, не могла же я оплошать еще и в этом. А теперь счастливое воспоминание омрачилось и стало походить на грязное пятно. Еще одно.