Развод. (не) послушная жена - стр. 12

Так, Леся, не время унывать! Ты обязательно что-нибудь придумаешь. Обязательно! Теперь ты не одна, у тебя есть малыш.

Наконец, позволяю положить ладонь на живот и печально улыбаюсь.

— Я защищу тебя, даже от твоего отца, — шепчу, давая самое серьезное обещание в своей жизни.

Вздыхаю, быстро умываюсь и покидаю туалет.

Не думая ни о чем, спускаюсь на первый этаж, выхожу на крыльцо.

Но даже на ступени ступить не успеваю, как спотыкаюсь. Хватаюсь за перила, чтобы не полететь носом вниз. Ведь у лестницы стоит человек, которого я совсем не ожидала увидеть.

— Мама?

6. Глава 6

— Что ты здесь делаешь? — у меня перехватывает дыхание.

Хорошо, что я держусь за перила, ведь ноги немеют, а колени подгибаются.

Я не видела маму больше пяти лет, но она совсем не изменилась. Только морщины на ее идеальном лице стали глубже. Вообще, Лиза пошла в нашу мать. У них все одинаковое: черные волосы, голубые глаза, тонкий прямой нос. Даже любовь к красным помадам общая. Единственное различие в том, что мама отдает предпочтение деловому стилю в одежде, а Лиза носит все, что ей заблагорассудится.

Я же на фоне их двоих всегда казалась белой вороной, тем более внешностью пошла в отца.

— Я уже не могу навестить свою дочь? — мама приподнимает идеальную черную бровь.

— Пять лет прошло, — не получается сдержать желание уколоть ее побольнее.

Мама смотрит на меня исподлобья, оглядывает с ног до головы, кривится. Даже это не изменилось. Я всегда была для нее не больше, чем отбросом. Все внимание и одобрение доставались старшей сестре.

Я только и слышала: “Лизонька то…”, “Лизонька это…”. Мои достижения оставались незамеченными. Зря я старалась хорошо учиться, лишний раз не тревожить маму. Одобрения ее мне было в любом случае не заслужить, как и поддержки.

За пять лет, пока мы не виделись, она ни разу не поинтересовалась, как у меня дела. Однажды, когда папа в очередной раз люто бушевал, я пыталась с ней связаться. Позвонила по старому номеру, но лишь услышала: “У тебя есть отец, пусть он о тебе заботится”.

Поэтому ее появление сейчас вызывает, по меньшей мере, интерес, какой рак на горе сдох и издал предсмертный свист.

— Может, спустишься? — мама сужает брови у переносицы.

Хочется послать ее куда подальше, но любопытство пересиливает. Что могло такое произойти, раз она снизошла о давно позабытой дочери? Неужели совесть проснулась? Или Лизоньке снова нужно что-то мое?

Набираю в грудь побольше воздуха и, держась за перила, медленно спускают. Глаз от матери не отрываю, пусть видит, что больше ей меня не сломить. Она и так нанесла слишком много душевных ран, которые затянулись, став грубыми рубцами. Вот только вылечить их полностью у меня уже не получится никогда.