Развод. Месть. Любовь - стр. 21
Я вывезу этот поток дерьма. Но вот родителей своих обижать не позволю.
— Я справлюсь и разберусь, — касаюсь маминого плеча, а потом хватаюсь за телефон.
Сжимаю его в кулак и выбегаю на балкон. Он застеклен. Окна плотно закрыты, на улице меня практически не слышно. Слов точно не разобрать.
Открываю входящие. Листаю и звоню Ермакову.
Я так зла. Так зла и хочу крови. Хочу высказать ему все, что думаю. Он не имел права давать это гребаное интервью и не согласовать его со мной, когда оно касается меня напрямую.
Демид отвечает почти сразу.
— Зачем ты это сделал? Все только хуже стало! Ты видел, что происходит? У моего дома журналисты дежурят, мой телефон взрывается. А ты даешь чертово интервью.
— Я хотел как лучше. Я хотел извиниться и…
— Передо мной? — ору на него. — Ты это для своего фан-клуба и рекламодателей делал. Ты себя обелял. А меня только сильнее втянул в это дерьмо, Ермаков. Ты думаешь, мне легче оттого, что ты квартиры этой девке не купил? Или оттого, что на море с ней не зажигал? Ты, блин, ребенка ей заделал. Ты с ними виделся. Ты год из меня идиотку делал! Ты моральный урод. Я тебя ненавижу!
— Подожди, Саш…
Демид пытается меня перебить, хоть слово вставить, но меня уже понесло. Я ору, как ненормальная. Точно чокнулась. У меня истерика. Я, когда все узнала, будто в анабиоз впала. Как зомби ходила, плакала да, но мне так, как сейчас, душу не рвало.
А теперь, чувствую, что у меня внутри все по швам трещит. Я задыхаюсь и медленно умираю.
Это он виноват. Мой муж во всем виноват. Он после этого не человек даже. Нет!
Соскальзываю по стене к полу. Плачу. Хнычу в трубку и больше ничего толком не могу сказать. Я растоптана.
Все его извинения просто прикрытие. Он сказал ровно то, что должен был. То, что одобрил его менеджер, агент, директор, тренер, адвокат.
Его слова прошли фильтрацию чуть ли не десятка людей. Он произнёс их на всю страну не ради меня, а ради карьеры. Это добивает еще сильнее. Даже здесь, человек которого я люблю, отодвинул меня на второй план.
Я для него просто приложение какое-то. Должна понять, принять и молчать. Вот так он меня воспринимает. Вот так он меня любит!
Малодушно. По-скотски.
— Как лучше не получилось, — бормочу в трубку, собирая мысли в кучу. Шумно выдыхаю.
Нужно взять себя в руки. Успокоиться. Никто за меня ничего не решит. Никто не поможет.
— Ты сделал только хуже, Дем, — произношу отчаянно, и словно в прошлое возвращаюсь.
Дема. Звучит так обыденно. Мило. С любовью. Так как я всегда называла его раньше.
Ермаков молчит. Оба молчим.
Ну и где теперь его оправдания? Где все те слова, что он так порывался мне сказать? Которыми пытался перебить мою истерику? Снова испарились?