Развод. Мать-одиночка - стр. 21
Тарханов вновь хмыкает:
— Так какая у вас фамилия в документах?
— Неярова, — торопливо начинаю объяснять я. — Хотела сменить обратно на девичью, но, понимаете, там такая ужасная волокита… К тому же у меня дочь…
— Ирина, — перебивает Тарханов, — я понял.
— Да, извините…
Он вздыхает, как будто теряя терпение.
— Какой у вас опыт работы?
— Небольшой. Понимаете, я в основном с ребёнком сидела, а потом, после развода, попыталась куда-нибудь устроиться…
— В замужестве, значит, вас супруг обеспечивал? — довольно резким тоном задаёт вопрос Дамир.
— Ну… Воспитание ребёнка — тоже работа…
Он отводит глаза. И хотя я об этом только мечтала, чтобы Тарханов прекратил меня уничтожать своими чудовищными глазищами, теперь мне становится ещё страшнее. Внутренне я чувствую, что это плохой знак.
— Угу, — мычит он без всякого интереса и тут же начинает перебирать на столе какие-то бумаги.
Я словно перестаю для него существовать. Дамир занимается своими делами, полностью игнорируя моё присутствие.
— Ну, дальше рассказывайте, — прорезает моё сознание новый приказ.
А мне ведь и нечего рассказать. Что я могу ему поведать? Что Даня погиб? Что дочка у меня нуждается в постоянном лечении? Что мы живём в захолустной коммуналке с девятью другими соседями?..
— Я работаю уборщицей, — зачем-то говорю я.
Тарханов застывает, так и не успев переложить какой-то листик, затем поднимает ко мне лицо. Не могу прочесть, что у него в голове. Ожидаемо было бы заметить удивление, растерянность или злобу. Но ничего подобного я не наблюдаю.
— Сколько вам лет? — резким и твёрдым тоном спрашивает директор.
— Двад..цать ч..четыре.
Я стесняюсь называть свой возраст не потому, что считаю себя слишком старой или слишком молодой, а потому что я сама порой забываю, сколько мне лет. Мне давно стало настолько плевать на себя, что по барабану даже такие вещи. Дату рождения помню, и то лишь потому, что это пригождается при заполнении документов.
Тарханов неприкрыто разглядывает каждую деталь во мне. Изучает одежду, ужасную дешёвую сумку, которую я сжимаю в руках, бросает взгляд на мои истоптанные кроссовки. Конечно, я пыталась привести их в более-менее сносное состояние, но это тот случай, когда горбатого только могила исправит.
— Почему вы так смотрите?.. — уже порядком разнервничавшись, задаю я еле слышный вопрос.
— Пытаюсь понять, на какой вы помойке одеваетесь.
— Ч..что?..
Да я просто ушам своим не верю! Мало того, что этот тип снаружи настолько неприятный, так он ещё и внутри ничем не лучше!
— Мне интересно, — продолжает Тарханов, переплетая руки на груди, — вы сегодня, когда собирались на собеседование, чем думали? — его брови сдвигаются к переносице. — У меня даже уборщицы следят за своим внешним видом. Не говоря уже о человеке, который вроде как должен стать моей правой рукой.