Развод. Исправить ошибку - стр. 24
— Ты впервые это сказала, — хмыкает он.
— Что “это”? — непонимающе хмурюсь, переведя взгляд на жесткий профиль мужчины.
Михаил Александрович достает из кармана серебряную фляжку и начинает откручивать крышку.
— Я впервые слышу о твоем сожалении, — он запрокидывает голову, заливает в рот золотистую жидкость. Выпрямляется. Не кривясь глотает, после чего закручивает крышку, стискивая фляжку пальцами. — Обычно убийцы не раскаиваются.
— Михаил Александрович… — начинаю обреченно, но когда мужчина взмахивает рукой и жестко смотрит на меня, замолкаю.
— Не заводи снова свою шарманку, — его голос наполнен отвращением. Михаил Александрович тяжело вздыхает, и переводит взгляд на надгробие, после чего на его лице начинает растягиваться хищная ухмылка. — Вообще, моего сына тут нет.
Мои глаза распахиваются. Перевожу взгляд на черный крест с мраморной табличкой, на котором написано Левашов Дмитрий Михайлов, после чего снова смотрю на скорбящего отца.
— А г…где он? — до боли прикусываю язык, сильнее сжимаю телефон, боясь услышать ответ.
— У моего знакомого врача. Он проведет все необходимые тесты, чтобы доказать твою вину, — мужчина становится передо мной и всматривается в мое лицо.
Начинаю судорожно соображать, даже внимания не обращаю на наполненный ядом взгляд, пытающийся проникнуть мне в голову. Вскрытие — это неплохо. Оно может доказать, что с моей стороны не было допущено ошибки. А еще поможет найти истинную причину гибели малыша. Но… его уже должны были провести у нас в клинике. Зачем повторное? Если только “новые тесты” не проводят специально, чтобы опровергнуть результаты первого исследования, которое показало, что врачебной ошибки не было.
— Вы все для себя решили, верно? — силы покидают меня, освобождая место безнадежности. Мне не нужно слышать ответ, что понять — я права. — Тогда, зачем вы меня сюда привезли? — внимательно смотрю на мужчину, пытаюсь найти на его лице хоть долю человечности за слоем безжизненной маски.
— Хотел посмотреть на твою реакцию, — он пожимает плечами.
— Что увидели? — склоняю голову набок, пытаясь выглядеть уверенно, пока у меня в груди паника захватывает главенствующее место.
Дышу рвано. Холода не чувствую, потому что кровь в венах леденеет.
— Не могу тебя понять, — Михаил Александрович жестко усмехается. — Вроде нормальная баба, — скользит по мне быстрым взглядом, после чего возвращается к глазам, — еще и врач. Зачем отрицаешь очевидное? У моей жены была очень легкая беременность. И ты хочешь сказать, что попав к тебе в руки у нее резко начались проблемы со здоровьем? — приподнимает бровь. — Давно бы призналась, что косякнула, и мы бы решили все полюбовно. Да, ты бы больше никогда не занималась врачебной практикой, но разве это не лучше, чем тюрьма?