Развал/схождение - стр. 2
– Да, Оля. Слушаю… Где? Какой сайт?.. И что там написано?.. Да-да: туз, девятка и десятка… Ну?.. Господи! Да говори же скорей!.. ЧТО?..
В химически-завитой голове «миссис Клювдии» всё поплыло. Ноги ее мгновенно сделались ватными и перестали удерживать грузное тело. Ища точку опоры, супруга вип-чиновника прислонилась к машине и в близком к полуобморочному состоянии сползла на асфальт.
– Врача! Скорей! Здесь даме плохо! – завопила охраннику на входе случайно оказавшаяся поблизости сердобольная женщина и обеспокоенно склонилась над уходящей в бессознанку Еленой Ивановной.
В этот момент порыв холодного октябрьского ветра подхватил выпущенные из ослабевшей влажной ладони три скрепленные карты и понес их по асфальту парковки.
«Туз». «Девятка». «Десятка».
Не просто перебор. А перебор – с не слабой горочкой…
Глава первая
Санкт-Петербург, 2011, 20 октября, чт.
Федор Николаевич умирал.
Нет, это не было вопросом ближайших нескольких дней или, бог даст, недель. Тем не менее это все равно должно было случиться в обозримом будущем. В том самом, которое оченно не хочется обозревать.
Федор Николаевич умирал и знал это. Хотя и Лощилин, и трижды приводимый Ольгой целитель с физиономией хитрована дежурно и безыскусно пытались уверить его в обратном. Дескать, самая страшная фаза миновала, и теперь на горизонте якобы забрезжили шансы не просто вынырнуть из недуга, но и удержаться на поверхности жизни.
Угасающим разумом Федор Николаевич понимал, что подобные фальшиво-оптимистичные реплики произносятся из лучших побуждений. Однако душой таковую ложь во спасение не принимал. Ибо не спасала она его: ни от болей – мучительных, нестерпимых, ни от мыслей о смерти – скорой, неминуемой.
С каждым днем Федор Николаевич все хуже видел и слышал. А когда пытался что-то произнести, запекшиеся губы отказывались шевелиться и через слово выдавали хриплый противный свист. В положении полусидя отныне он способен был проводить не более десяти минут, после чего снова в бессилии валился на подушки…
«Скорей бы пришла Ольга! – единственная слабая надежда теплилась сейчас в мозгу Федора Николаевича. – Отчего ее так долго нет? Неужели… неужели она не смогла достать таблетки? Нет-нет, не может быть! Только не это!»
Таблетки… Эти маленькие, красного цвета капсулки, похожие на спрессованные, затвердевшие капельки крови, – единственное, что теперь по-настоящему способно было радовать Федора Николаевича. Если в нынешнем его состоянии производная от «радости» вообще контекстно-уместна. С этими волшебными таблетками не могло сравниться ничто – даже любовь Ольги, которая все эти последние месяцы, неся свой крест и мужественно закусив такие родные и такие отчаянно-желанные губки, столь же отчаянно билась за его жизнь.