Разрушь меня. Разгадай меня. Зажги меня - стр. 59
Я ничего не сказала, и от этого стало только хуже.
Уорнер сиял.
– Я, конечно, не рассказал, за что тебя поместили в психушку, считая, что эксперимент в психлечебнице не должен быть смазан лишней информацией, но Адам сообщил: ты всегда представляла угрозу для учеников. Всех предупреждали держаться от тебя подальше, хотя и не объясняли почему. Он сказал, что хочет поближе рассмотреть уродца, в которого ты выросла.
Мое сердце покрывается трещинами, из глаз, по ощущениям, вылетает пламя. Я уязвлена, задета, унижена, я в ужасе, во мне пылает жгучее негодование, меня выжигает изнутри лесной пожар казненных надежд. Мне хочется своими руками сломать Уорнеру хребет. Я хочу, чтобы он понял, каково причинять другим нестерпимую боль. Я хочу, чтобы он испытал мою боль, и боль Дженкинса, и Флетчера, я хочу, чтобы он страдал. Возможно, Уорнер прав – некоторые люди заслуживают страданий.
– Сними рубашку.
Несмотря на все свое позерство, Уорнер кажется искренне удивленным. Но он, не теряя времени, расстегивает пиджак, стягивает перчатки и снимает тонкую хлопковую рубашку, облегающую его как вторая кожа.
Зеленые глаза блестят тошнотворным нетерпением: он не скрывает любопытства.
Бросив одежду на пол, Уорнер смотрит на меня почти интимно. Подавляю отвращение, наполнившее рот. Какое правильное лицо, безупречное тело, глаза, красивые и твердые, как ледяные драгоценные камни. Он мне противен. Я хочу, чтобы его внешность соответствовала извращенному, черному нутру. Я хочу смять его развязность ладонями рук.
Он подходит ко мне совсем близко, между нами остается менее фута. Его рост и сложение заставляют меня чувствовать себя отломанной веточкой.
– Готова? – спрашивает он, кривляясь, но с надменной ноткой.
Я борюсь с желанием сломать ему шею.
– Если я это сделаю, ты уберешь все камеры из моей комнаты. И все «жучки». Все уберешь.
Он подходит еще ближе. Наклоняет голову. Как-то по-новому смотрит на мои губы.
– Мои обещания немногого стоят, дорогая, – шепчет он. – Или ты забыла? – Он пододвигается еще на три дюйма и кладет руку мне на талию. Его дыхание сладкое и теплое. – Я опытный лжец.
Осознание происходящего обрушивается на меня двумястами фунтами здравого смысла. Я не должна этого делать. Я не должна заключать с ним сделку. Я не должна обдумывать пытки. Боже, я сошла с ума! Кулаки сжались, меня затрясло. Я едва выговорила:
– Ну и пошел к черту.
Чувствуя себя сдувшимся шариком, отступаю до стены и оседаю на пол бесполезной, отчаявшейся развалиной. С опустошенным сердцем думаю об Адаме.
Я не могу больше здесь находиться.