Разрушь меня. Разгадай меня. Зажги меня - стр. 61

Через сетчатый забор я видела, как мир живет своей жизнью. Я смотрела на приезжавшие машины, на родителей, высаживавших своих чад, на отношения, которых у меня никогда не было. Это происходило еще до того, как болезни настолько распространились, что смерть стала обычной темой разговора. Это происходило еще до того, как мы поняли, что облака стали странного цвета, животные умирают или инфицированы, прежде чем мы осознали: всех нас ждет голодная смерть, и довольно скоро. Тогда мы еще верили, что все проблемы можно решить. В то время Адам сидел на три парты впереди. Мальчик был одет хуже, чем я, и ленч ему с собой не давали. Я ни разу не видела, чтобы он что-нибудь ел.

Однажды его привезли в школу в машине.

Я видела, как Адама пинком вытолкнули оттуда. Его пьяный папаша, сидя за рулем, неизвестно почему орал и размахивал кулаками. Адам стоял очень спокойно и смотрел в землю, словно собираясь с духом перед чем-то неизбежным. Я видела, как отец ударил восьмилетнего сына по лицу. Я видела, как Адам упал, и, застыв от ужаса, смотрела, как отец снова и снова пинает его по ребрам.

– Это ты виноват, ты! Ты, бесполезный кусок дерьма! – орал его отец, пока меня не вырвало прямо там, на пятачке, заросшем одуванчиками.

Адам не плакал. Он лежал, скорчившись на земле, пока побои не прекратились и отец не уехал. Только убедившись, что никого нет, мальчик затрясся от рыданий, сжимая руками болевший живот. Его лицо было измазано землей.

Я никогда не забывала ту сцену.

С тех пор я начала выделять Адама Кента.

– Джульетта!

Втягиваю воздух, желая, чтобы руки не дрожали. В эту минуту мне хочется, чтобы у меня не было глаз.

– Джульетта, – повторяет он мягче, и меня, сделанную из кукурузной каши, словно бросили в блендер. Тело заломило от желания тепла его объятий.

Я не оборачиваюсь.

– Ты с самого начала знал, кто я, – шепотом говорю я.

Адам не ответил, и мне вдруг страшно захотелось посмотреть ему в глаза. Обернувшись, я увидела, что он разглядывает свои ладони.

– Прости меня, – сказал он.

Прислонившись к стене, я зажмурилась. Один сплошной спектакль – отобрать у меня постель, вызнать мое имя, расспрашивать о семье. Он ломал комедию для Уорнера, охранников – для всех, кто наблюдал за мной. Не знаю, кому теперь верить.

Мне надо высказаться. Я больше не могу таиться. Ради Адама я должна вскрыть свои раны и облиться свежей кровью.

– Это правда, – сказала я ему. – Насчет маленького мальчика… – Мой голос дрожал сильнее, чем я ожидала. – Я… это сделала.

Он долго молчал.

– Я раньше не понимал, в чем дело. Узнал давно, а что на самом деле произошло, понял только сейчас.