Разлюбовь, или Злое золото неба - стр. 28
– Не вижу принципиальной разницы, – пожал ректор плечами.
– Ну как же, Федор Аркадьевич, – возразил я. – Шпага колет, а шашка рубит. Херак – и голова долой вместе с воротником. Это большая разница.
– А… Ну да, – сказал он и кивнул, – иди, – и взглянул на меня обнадеживающе, и я почему-то подумал о нем хорошо – я подумал, что он прикроет меня от учебной части, – не знаю, почему я так подумал, и когда вышел из его кабинета, возле которого ждали Рашид и Костя, то на их молчаливое «ну?» сказал, что все нормально, что тот ураган прошел, что нас мало уцелело, но все-таки уцелело.
– Пронесло, думаешь? – спросил потом в пивбаре Рашид.
– По-моему, пронесло.
А Костя сказал:
– Ада, сука, когда от него вышла, говорит: приплыл ваш Мартов.
– Да он вроде нормальный мужик, – сказал я и подумал, что если на этот раз пронесет, буду всегда и везде говорить, что Федор Аркадьевич – отличный мужик и замечательный критик.
Однако не пришлось мне кривить душой: Ада оказалась права. В четверг вывесили приказ о моем отчислении, но неприятности не терпят одиночества и обычно идут косяком. На той же неделе позвонила директор школы № 216, где я проводил тренировки, и сказала, что вынуждена поднять плату за аренду вдвое. Извини, мол, Андрей, но приходил тренер по кунг-фу и предложил в два раза больше за те же самые пару вечеров в неделю. А мне выбирать не приходится, сам понимаешь, время сейчас такое… Это были вилы. Я отзвонил Гуле Умаровне и попросил ее оповестить бойцов, что тренировок пока не будет. Накрылся медным тазом один из источников доходов, а еще через пару дней, в числе прочих, снесли точку на Митинском ранке, где мы с Рашидом и Костей торговали по очереди. Худо-бедно, но больше года точка приносила нам прибыль, и теперь нужно было придумывать что-то другое. Пацаны без меня свезли товар в общежитие и теперь чесали репу, куда его девать? Сдать оптом бывшим коллегам и заняться чем-то другим? Или открываться заново? Но буквально через день знакомый мужичок сдал нам до мая палатку на том же Митинском, рядом с центральным входом. Мы наняли «Газель» и повезли все обратно, согреваясь под тентом бутылочкой «метаксы». Пилить по Волоколамке и пить коньяк из горла – чем плохо? Пацаны вдобавок забили косячок и пыхтели, сидя на корточках, как два орла, а я жевал яблоко и следил в целлулоидное окошко за дорогой.
Вообще, что касается Рашида и Кости, я чувствовал последнее время, что все большеудаляюсь от них – это было печально, но, видимо, неизбежно, – что они уже не так многословны и откровенны со мной, что между ними появились какие-то полутайны-полусимволы, уже неизвестные мне. Они говорили, например: «Ишь оброс как! И не узнать!»– и смеялись, а мне непонятен был этот их прикол, и возникало неловкое чувство отчужденности, и было ясно, что если дело и дальше пойдет подобным образом, то очень скоро никого у меня не останется в этом городе, кроме тебя. Нет, друзья, конечно, понимали наши с тобой отношения, но понимали как-то слишком снисходительно, с какой-то циничной иронией, а ведь это были самые близкие мне люди на сегодня. Вернее, на вчера.