Разлюбовь, или Злое золото неба - стр. 16
А мобильный беззвучно звонил через каждые десять минут, и в дверь то и дело стучали условным стуком, ковыряли замочную скважину и шумно принюхивались – «вроде, мужики, накурено, а ну еще стучи – может, спит», – дергали ручку, и опять раздавались голоса дружков-приятелей, желающих мне добра. И я хотел им открыть и в то же время не хотел, потому что они пренепременно нарушат это мое элегическое настроение, и надо будет снова исполнять возложенную цепью случаев миссию какого-то элементарно-активного шустряка – таким они меня видели и хотели видеть, а я намного другой. Но, дабы не выбиваться из компании, где каждому отведено определенное место, где трудно с вакансиями, нужно последовательно быть таким, что я и делал доселе.
А сегодня вот курил, не отзывался и чувствовал на лице идиотскую довольную улыбку, сгонял ее, хлопая себя по щекам и пугая началом учебного года, чтобы настроиться на серьезный лад. Но все это ненадолго, потому что себя сложно обвести вокруг пальца, тем более такому, как я.
Потом я лежал на койке, а за окном… ну, дождь и дождь, чего там мудрить с эпитетами. А через стенку уже гремели посудой, стулья двигали и стол, и Валерка пробовал гитару: «Я в фуфаечке грязной… Эх, да я в фуфаечке грязной шел по насыпи мола… Да не мучайся, внутрь протолкни… Вдруг тоскливо и страстно стала звать радиола…»
Начинались будни, их я и ждал несколько дней назад, ждал как панацеи от одиночества, а теперь… Да, теперь, пожалуй, воздержусь. Я так и не открыл ни в час, ни в три, и в пять не открыл тоже, я чувствовал себя в какой-то степени предателем, поскольку не слишком и обрадовался приезду наших. А это случилось потому, что в душе появилась новая ценность, гораздо серьезнее, гораздо ненадежнее и, казалось, нужнее всего остального. Она зовется одним настолько истрепанным словом, что я его не произнесу.
И вот я незамеченным выскользнул из общежития – троллейбус, метро, пешком мимо «Известий» – и у «Ленкома» ровно в семь встретил тебя, одетую в сизый прозрачный дождевик. Ты впустила меня под зонт, и мы куда-то пошли. О, ты была, конечно же, другой: наполовину чужая, чинная, нарядная дама церемонила рядом, а мне стыдно было и за свой костюмчик, и что не могу предложить этой даме каких-нибудь увеселительных дел, и нет у меня «Мерседеса» за углом и денег на Карибские острова. И по этим вот причинам я вдруг собрался все разрушить – не в первый и не в последний, наверное, раз, – быстро и вежливо свести разговор на нет, расстаться и снова нырнуть в будни. Да и ты, похоже, пришла не слишком-то и охотно, просто из вежливости и любопытства.