Разбитое зеркало (сборник) - стр. 67
В конце концов старшина прикинул кое-что про себя и одобрительно хлопнул Мустафу по плечу:
– Так держать!
Мустафа промолчал.
В тылу, в двух километрах от немецких окопов пересекли дорогу, по которой часто ходили машины, скатились в неглубокий, поросший кустарником ложок. Горшков достал из сумки карту, карманный фонарик – немецкий «диамант» с тонким лучом, присел на корточки:
– Старшина, накрой!
Охворостов накинул на него плащ-палатку, примял ладонями длинные полы:
– Готово!
Старший лейтенант включил фонарик, осветил карту. Дорога, по которой бегали грузовые немецкие машины, вела к бывшему военному городку. До городка было километров восемь, скорее всего, там располагался штаб какой-нибудь части, может быть, даже крупной – дивизии, например. Это надо было проверить.
С другой стороны, тащить «языка» из городка далеко – «языка» нужно брать у линии фронта, хотя это было сделать сложнее, чем в тылу, около городка. Горшков решил брать «языка» и там, и этам, а как всё сложится дальше – видно будет. Он выключил фонарик, сбросил с себя плащ-палатку.
– Идём дальше в тыл, к военному городку.
Идти ночью по лесу – штука трудная, переломать себе ноги можно в два счёта, как в два счёта можно и сбиться, отклониться в сторону, поэтому двинулись параллельно просёлку, удаляться от него более чем на полкилометра было нельзя… Первым шёл Горшков, замыкающим – старшина.
Мустафа шагал в середине цепочки и думал о том, что несовершенен всё же человек – не дала ему природа дара видеть в ночи, как, допустим, сове или волку, – не дала и всё, слеп «венец» в темноте, спеленут, а если совершит пару неловких шагов в сторону – как пить дать, покалечится. И силенок человеку природа тоже выделила немного, могла бы дать больше – могла бы, но не дала. Вот и начинает он, чуть что, кхекать и задыхаться.
Хотелось Мустафе услышать пение какой-нибудь ночной птахи, щебетанье птиц, не боящихся прохладной черноты, заполнившей пространство, но тихо было, словно покинули птицы этот край, а вместе с ними исчезли и звери. Только звон возникал иногда, словно бы приносясь издалека, возникал и пропадал.
Через два часа старший лейтенант остановил группу, объявил тихо:
– Привал! Можно поспать. Времени даю – полтора часа. Старшина, выставить пост!
– Есть выставить пост, – едва слышным эхом отозвался Охворостов.
– Смена – каждые полчаса.
Старший лейтенант забрался под высокий густой куст, достал из сумки карту, зашарил по ней узким лезвистым лучом карманного фонарика.
– Та-ак, та-ак, – пробормотал он едва слышно и выключил фонарик: шли они правильно. Подстелил под себя полу плащ-палатки, второй полой крылся, поворочался немного и затих.