Райдзин. Проект Цербер - стр. 27
Опять лица не вижу – лежит девушка на спине, но густые локоны в беспорядке, закрывают его почти полностью. Рядом с кроватью трое: двое массивных мужчин – один из них держит ноги девушки, второй перехватил руки и коленом давит ей на грудь, безо всяких сантиментов жестко прижимая к койке. Рядом суетится женщина, у нее в руках иголка шприца и сам шприц, по отдельности. Все трое – в обычной одежде и накинутых сверху белых халатах.
Едва зашел в палату, как на мне скрестились взгляды стразу трех пар глаз. Холодные взгляды, неприятные – и ни следа смущения или удивления. Сомнений не осталось – это привет от «порывистого и деспотичного» князя Гавела Лещинского. Сначала троица зашла к сестре, забрать или убить, не знаю, потом – скорее всего, собирались ко мне. Наверняка ведь в курсе нашего состояния, поэтому сначала к сестре и зашли. Потому что знали – я в полном беспамятстве. В котором до сих пор бы и лежал, если бы не звериное чувство предчувствия опасности и ощущение приближающейся угрозы, буквально выдернувшее меня из мутного беспамятства.
«Ну, пришел. И что дальше?» – спросил сам у себя.
Интересно, в прошлой жизни я тоже вот так постоянно сначала делал, а потом думал? Вполне возможно. Но что бы ты ни делал, что бы ни творил – никогда нельзя терять уверенности. Любая сотворенная дичь может прокатить, если творить ее на серьезных щщах и не давать ни единого шанса неуверенности. С такими мыслями я уже, опираясь на едущую рядом стойку капельницы, ковылял к группе у кровати.
– Простите, не могли бы вы мне помочь вытащить иголку из руки… – говорил я слабым болезненным тоном, продолжая ковылять с заплетающимися ногами. Над тем, что говорю, не сильно думал, мне сейчас главное – попробовать хоть немного усыпить бдительность.
Отпустив ноги сразу забившейся и еще громче замычавшей девушки, один из мужчин резко встал с кровати и направился в мою сторону. Рама самая настоящая – два на полтора. Мне с моими тоненькими ручками его просто не завалить.
«Как глупо все это происходит», – подумал я. Грудь ожгло злостью – на глупого себя, можно же было не ломиться в палату, а сначала помощь вызвать с сестринского пульта; возникла злость на этих ублюдков, что пришли нас убивать, злость на странного незнакомца, на его нежелание отвечать на вопросы и на его обиду на «сантехника».
Массивная рама с квадратной челюстью была уже совсем рядом – ему, чтобы подойти, понадобилось всего несколько шагов. Как раз в этот самый момент я, как апофеоз одолевающей меня слабости, запнулся, при этом как будто зацепился колесами стойки, на которую опирался, за свою ногу.